Путешетсвие домой. Радханатх Свами. Часть 1. Путешествие на восток.

        ДРУГИЕ ГЛАВЫ "ПУТЕШЕСТВИЕ ДОМОЙ" РАДХАНАТХ СВАМИ

      Глава 3.

 

Словно великолепный драгоценный камень в самом сердце Флоренции стоит Кафедральный собор Санта Мария дель Фиоре, или Святая Мария с цветком. Его строительство было завершено в 1367 году. Огромные своды и старинные резные орнаменты привлекают к себе многочисленные толпы туристов. Обычно, пока шумные группы фотографировались на ступеньках снаружи, я усаживался в одиночестве где-нибудь на церковной лавочке в алтарной. Я заходил в разные церкви по всей Европе и всегда чувствовал себя там словно дома. И сейчас, находясь рядом со святым алтарем, я молился об указании мне моего пути духовного развития. Целые потоки верующих без какой либо разницы коленопреклоненно возносили молитвы: и аристократы, и простые крестьяне, - все на равных падали на колени, взывая к Всемогущему. Я раздумывал над тем, о чем они молились. Просили ли они у Господа ниспослать успех им в деятельности, или же молили об утешении в горе и невзгодах, а может, умоляли о деньгах, славе или о воздаянии за свои дела, или, может быть, они просили о ниспослании им о беспричинной милости и любви. Что же касается меня самого, то больше всего меня волновал вопрос своих собственных мотиваций путешествия. Может быть, я пренебрег своей ответственностью перед обществом, когда не стал устраиваться на работу. Пытался ли я избежать этого по причине какой-то слабости? 
  Я внимательно исследовал свое сердце. В самом начале путешествия я рассчитывал выбраться из своей раковины, постараться поскорее избавиться от прошлых запретов и испытать радости, которые обещает этот мир, считая, что все это сделает меня ближе к Богу. Но сейчас я чувствовал, что это отвлекает меня и уводит от заветной цели поездки. Сердце мое жаждало духовного опыта. Пристально вглядываясь в огромный массивный свод, я сцепил свои руки и стал молиться: « Я и вправду не знаю, кто ты, но я точно знаю, что ты слышишь мои мольбы. Я так верю, что ты есть». 
  Чувствуя себя ничтожно крохотным, я смотрел на огромные каменные арки и высоченные стены. Солнечный свет пробивался через разноцветные стекляные ветражи окон, освещая грандиозный восмигранный купол собора и отбрасывая вуаль мягких бликов на мраморных святых. Святой алтарь сиял в пламени окружающих его лучей и под лучами пробивающего солнца. Там на деревянном распятии висела фигура Господа Иисуса, отлитая почти в полный человеческий рост из бронзы. Смысл этого символа заключался в том, что настоящая любовь и милосердие подразумевают готовность безропотно терпеть страдания за тех, кого мы любим. 
  Сверху, под самым куполом огромные росписи живописали муки и ужасы ада и неземные блаженства рая, и все это было увенчано изображением воскресшего Господа, которого подхватывали окружавшие его ангелы. 
  Пока я рассматривал святое распятие, в моей сердце звучал вспомнившийся мне отрывок. Это были слова Иисуса. « Ищите же прежде Царство Божие и правды Его. И это все приложится вам. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». 
  По моей спине забегали мурашки, ноги затряслись, по лицу пробежала дрожь, а голова казалась стала совершенно пустой и легкой. Охваченный одновременно стыдом и раскаянием, я одновременно почувствовал себя потеряным и одиноким словно сирота. В своем воображении я представил себе картину, где все паломники вокруг меня застыли, словно окружавшие их статуи. Солнечные блики играли на статуях, и казалось будто они ожили и дышат. Этом в моем мозгу отозвался еще один отрывок из Библии. « Блаженны нищие духом ибо их есть царствие Божие, блаженны кроткие ибо они унаследует землю». В этих словах заключалось такое великодушие, словно меня всего омыло ливнем всепрощения для новой жизни. Внезапно разомкнув тишину, орган заполнил храм звуками песнопения, которые подхватили мое сердце и подняли его к самым запредельным высотам. Чувствуя себя таким одиноким и беззащитным перед Господом, я разрыдался. Я ощутил свою свободу. Тот внутренний бой, который я вел с собой в Лондоне, был окончен. На этом распутье я раз и навсегда выбрал для себя ту реку, чей поток вел меня к моим духовным поискам. Я знал, что уже никогда не поверну назад. 
  В тот же самый вечер я бродил в одиночестве по лесу, а затем расположился на развалинах древней оградительной стены. Там в лунном свете я играл на гармонике. Я доверял свои самые глубокие чувства музыкальному инструменту. Гармоника была неутомимым и снисходительным слушателем, словно близкий друг, откликавшийся песней уносивший мой ум глубоко в себя, чтобы обрести там утешение и мудрость. Мои радости, сожаления и страсти свободно изливались в исполняемых мною блюзах. Я умолял и кричал о своей утерянной любви, о Боге. Проходили часы, а я все играл и играл. Неожиданно я очнулся и вздрогнул, увидев силуэт молодой женщины, стоявшей неподалеку в серебристом лунном сиянии. Она робо шагнула навстречу. «Меня зовут Ирэн», - сказала она, объяснив, что слушала мою музыку несколько часов. « Ваша музыка так трогает меня. Можно я буду сидеть рядом, когда вы играете?» 
  « Как вам угодно,» - ответил я. Смущаясь, я играл еще какое-то время, но это уже было совершенно не то. Тогда я из-за своей собственной застенчивости лишь украдкой мимоходом взглянул на нее. Ирэн была так красива, как только может быть красива девушка вообще. Каждое ее движение, каждый жест были преисполнены скромности и изящества. 
  Нервно отстранняя длинные светло каштановые волосы от своего точеного личика, она произнесла мягким нежным голосом: « Я приехала из швейцарской деревушки, я здесь на каникулах и пытаюсь найти друзей по духу». Ее светло карие глаза наполнились слезами. Она говорили о людях, встреча с которыми разочаровали ее, о тех, кого привлекали лишь собственные эгоистические удовольствия. Она рассказал мне, как стремилась стать ближе к Богу. « Судя по твоей песне, ты тоже находишься в поисках духовного. Раскажи мне об этом». 
  Мы проговорили несколько часов о наших жизнях, о том, к чему стремимся. Это было так волнующе узнавать, как много общего оказалось у нас с нею. Ее нежные щечки блестели от слез. Она глубоко вздохнула. Это еще сильнее подчеркнуло ее привлекательность. «Я все время молила Бога о спутнике, возьми меня с собой, пожалуйста. Я поеду с тобой хоть на край света». С благоговейным трепетом я слушал, как она искренне строила планы о том, что мы будем любить друг друга и вместе искать смысл жизни. Нежно глядя на меня, она закончила так: « Прошу тебя, подумай над этим». Я пообещал. 
  Весь следующий день мы провели с ней вместе, бродя по музеям, гуляя в парках и обмениваясь впечатлениями. Она была непохожа ни на одну из тех женщин, которых мне доводилось видеть. Я был покорен. А вечером, когда мы с Гэри делили свой хлеб, сидя на заросшем травой холме, какая –то незнакомая девушка забралась наверх к месту нашей трапезы, изучающе посмотрела в мои глаза и вложила мне в руки письмо. Уединившись в лесочке, я увидел, что это письмо от Ирэн. Она писала, что если я не приму ее предложение, для нее будет очень больно когда-либо еще видеть меня. «Если я не получу от тебя ответа,» - продолжала она, - «я все пойму». Всю ночь я провел, бродя в одиночестве по лесу. Было ли это одним из искушений, чтобы увести меня с моего духовного пути, или мне представлялась возможность единственная в жизни связать свою жизнь с нежным прекрасным ангелом. Я размышлял об этих непонятных мне вещах. Там в соборе всего за несколько часов до того, как я повстречал ее, я испытал глубочайший духовный опыт, опыт всей своей жизни, вручив всего себя Господу перед Его алтарем. Появись Ирен всего лишь днем раньше, разве смог я устоять перед ней. В этой девушке были объединены все качества, все, о чем только можно было мечтать. Я испытывал к ней глубокие, сильные чувства и искреннюю привязанность. Она вполне подходила на роль идеальной спутницы жизни. Конечно, я еще не узнал ее достаточно хорошо, но был уверен, что ответить ей отказом означало разбить наши сердца: и ее, и свое собственное. 
  И вновь я оказался на перекрестке путей. Две реки, две дороги, каждая из которых ведет к просветлению. Одна из них звала проделать приятный путь в обществе прекрасной спутницы, другая же предполагала, что я пройду свою дорогу в одиночестве, отдавая Всевышнему всю энергию без остатка. Я бродил и бродил всю ночь напролет, размышляя и молясь. Мог ли я в самом деле дать такой шанс земной любви? Вглядываясь в небо полное звезд, я вспоминал истории о святых католиках, тибетских ламах и индийских йогах. Все они избрали для себя путь самоотречения ради своего всеохватного стремления к просветлению. Они отреклись от удовольствий жизни, чтобы достичь особой преданности. Мне ужасно хотелось следовать по их стопам, хотя я и понимал, что это будет трудно, но с Божьей помощью я все же решил попытаться, по крайней мере сейчас.
  В лунном свете слеза скатилась на мою записную книжку с адресами, откуда я вычеркнул имя Ирен. Я никогда не рассказывал Гэри о ней, и вряд ли он когда-то узнает об этом, если только не поймет песнь моей гармоники. 
  Хотя лето уже близилось к концу и неминуемо наступал день, когда мы должны были вернуться в колледж к семье, тем более, что и все наши друзья уже возвращались домой, мы с Гэри понимали, что не сможем заставить себя повернуть назад. Наш поиск смысла жизни только начинался. 
  Спустя несколько дней мы с ним оказались в Риме. Сразу за турбазой находился лесистый холм, где мы и заночевали прямо под звездным небом. 
  Большую часть дня я старательно отставал от своего друга, пытаясь остаться наедине со своими мыслями. Однажды я неожиданно наткнулся на древний монастырь и зашел в крохотную часовенку. Когда я , преклонив колени, начал молиться, немолодой уже монах постучал меня взади по плечу. « Могу я быть чем-то полезен,» - спросил он. Седые волосы на его макушке были выбриты. Он был высокого роста, в каком-то коричневом одеянии. Чистое, но сильно поношенное это облачение ниспадало с его плеч до самых ног. Он был подпоясан веревкой и обут в кожанные сандали. 
  Весь его внешний вид вызвал во мне глубокое благоговение и почтение. Я медленно произнес: « Прошу вас, ваше святейшество, если сочтете меня достойным этого, расскажите мне о своем духовном пути». 
  Он присел рядом со мной на скамейку и улыбнулся ясно и безмятежно. «Я вырос в аристократической семье,» - начал он рассказ глубоким и мягким голосом. « Для молодого человека у меня слишком было большое благосостояние, и на меня сильно влияли мои богатые ровесники. Чтобы добиться их расположения и благосклонности как к равному, мне приходилось совершать множество грехов. Я потворствовал своим желаниям красиво одеваться, пить вино и обладать женщинами». На мгновение он смолк, в его голосе слышалось горькое сожаление. « Я учился в университете, когда трагически погибла вся моя семья, утонув на корабле во время отпуска. Потеряв всех родственников, я решил, что такая моя корыстная жизнь тщетна и бесполезна. Это и подвигло меня на поиски смысла жизни, о котором, в конце концов, мне поведал один монах францисканец. Под его руководством я начал изучать священные писания». Слезы набежали на его глаза, когда он простер ладони к алтарю. «В жизни и наставлениях Иисуса Христа, я обрел освобождение от грехов и источник бессмертия. Воодушевленный примером Святого Франциска, я принял монашеский обет. Это произошло уже 50 лет назад». 
  Я слегка склонил голову. « Я вам очень благодарен. Можно задать вам вопрос, который не дает мне покоя?» В часовне начиналась церемония и стало шумно от собравшихся там людей, создававших толчею. Он мягко посмотрел на меня голубыми глазами. Глубокие морщины на его лице свидетельствовали о суровой жизни в отречении. Однако улыбка его почти беззубого рта излучала что-то восхитительное, какую то тонкую неуловимую радость, составлявшую таинство его жизни. « Здесь скоро начнется служба. Пожалуйста, пойдем со мной». 
  Монах повел меня узким коридором, потом дальше вниз по каменной лестнице в кромешную темень. Он зажег фонарь и мы двинулись вперед по узкому подземному тоннелю, от силы 4 футов шириной. Стены тоннеля были выложены древними камнями, потолок низкий, пахло влагой и плесенью. Пронзительно взвизгнула у самого лица летучая мышь. В полнейшей темноте монах тихонько пробормотал: « Я веду тебя в одно место, где люблю молиться». Его слова также, как и звуки наших шагов, эхом отозвались от камней. Мы зашли в укромную келью затворника. Пляшущее пламя фонаря слабо освещало каморку размером 8 на 8, в которую вмещалось лишь деревянное распятие на стене и деревянная скамейка. Улыбаясь, он поинтересовался: « Ну, как тебе здесь, достаточно тихо?» Я был безмерно счастлив находится там и сказал ему об этом. Мы сели на скамейку. Монах опустил фонарь на пол между нами. Тогда я раскрыл ему нечто, постоянно занимавшее мой ум с тех пор, как отправился путешествовать по Европе. « Я из еврейской семьи и почитаю нашу веру. Когда я был маленьким глубокая набожность моего дедушки и его приверженность к иудаизму сильно запали в сердце. Во время своих путешествий я черпал вдохновение, набирался мудрости, изучая святую Тору и каббалу, но одновременно жизнь и учение Иисуса трогают мое сердце до слез. Его мудрость, сострадание и любовь к Богу глубоко волнуют меня». Я немного занервничал, так как до этого я не доверял своих мыслей никому, но монах ободрил меня ласковым взглядом, и я продолжил свой рассказ: « Из истории мы знаем о гонениях, которым подвергались иудеи со стороны христиан. Есть такие христиане, которые презирают евреев, считая, что они убили Иисуса. И я сам лично испытал на себе всю тяжесть такого рода обвинений. Но есть еще и такие евреи, которые даже не снисходять до христиан, демонстрируя собственное превосходство и не признавая значимость их веры. Замелькавшие в голове кадры воспоминая о прошлом прервали мою речь. Глядя на тусклое свечение фонаря, я ждал его ответа. «Откуда взялись такие распри среди тех, кто стремится любить одного и того же Бога? И еще если я искренне преклоняюсь перед Иисусом, предаю ли я свои иудейских праотцов?» 
  Старик накрыл мою руку своей. Он взглянул наверх, там, где должно быть небо, чтобы найти нужные слова, а потом прикрыл глаза, не произнося ни слова. Спустя какое-то время он открыл глаза. « Дитя мое, Бог один. Все религии наставляют нас любить Его и повиноваться Ему, но по причине неглубокой веры, собственного эгоизма или вследствие политики, люди просто передрались из-за несущественных внешних различий в разных религиях. За 50 лет, проведенных мной в медитации, молитвах и подаяниях, мне открылость, что любовь Бога проявляется разными способами для разных людей. Во всех священных преданиях расказывается о святых, которые принесли в жертву свои жизни ради любви и славы Божьей. Он глубоко задумался, поглаживая подбородок, голос его задрожал: « Я верую в Иисуса Христа, Сына Божьего, моего спасителя. Может это проявление воли Божьей ниспослать вдохновение истово верующему иудею в его веровании отличном от моего собственного». Он продолжал рассказывать дальше о том, как Моисей и пророки наставляли нас любить Бога всем своим умом, сердцем и душой. Иисус учил тому же, придя к нам не для того, чтобы менять заповеди, а чтобы их исполнять. Почему же здесь должны быть ненависть и борьба. Пути должны быть разными и проявляться в разных формах, но конечная цель всех наших дорог одна: достичь царства Божьего. Вносить во все это путаницу и неразбериху свойственно лишь людям небольшого ума. Он отпустил мою руку и любовно потрепал меня по голове. « Не тревожься, сын мой, ты искренен. Господь тебя направит». 
  Слова его проникли мне в самое сердце. 
  На следующий день мы с Гэри неожиданно набрели на монастырь, где монахи спускались для медитации в катакомбы с останками и скелетами их предшественников. В некоторых из этих помещений сотни человеческих черепов или частей скелетов были сложены в высокие кучи вдоль стен. В других же из костей были мастерски сделаны цветочные орнаменты, фурнитура и подсвечники. Мы обратились за расьяснениями к старому монаху, сидевшего подле нас. « Мы здесь созерцаем бренность тела или его составляющих. Это помогает преодолеть соблазны плоти и обрести пристанище в Царствие Божьем». Мы внимательно слушали. Еще глубже в катакомбах целая группа скелетов в монашеских одеяниях указывала на надпись, гласившую: « Мы были такими же как вы сейчас, вы будете такими же как мы сейчас». 
  Несмотря на все эти встречи с духовными проявлениями, материальный мир продолжал притягивать меня. Как-то днем я и Гэри забрели в книжный магазин в Риме. Мы частенько захаживали в книжные лавки, где наугад просматривали книжки на предмет каких-нибудь интересных, вдохновляющих отрывков. Вот и сегодня одна из книг завладела моим вниманием «Как играть блюз на гармоники». Пролистав ее, я обнаружил уроки по стилям игры великих мастеров в этой области, а также песни из репертуаров всех моих любимцев: Сони Боя Вильямсона, Лител Волтера, Хоулин Уолфа, Джими Ида, Слим Харпо, Сони Тэри, Джуниора Уэлса, Джона Мэйла, Пола Батерфилда и пр. Как было бы здорово путешествовать с этим великолепным пособием, но я не мог позволить себе такую покупку. А найду ли я еще когда-нибудь еще такую книгу? Да нет, не думаю.  
  Тут моя низменная природа одержала надо мной вверх. Опасливо поозиравшись по сторонам, я тайком засунул книжку под жилет, и вышел из магазина. Когда мы вернулись к себе на стоянку, разбитую на покрытом лесом холме, я показал свое сокровище Гэри. Тот одобрительно улыбнулся. 
  Спустя несколько день мы посетили Базилику Святого Петра, как раз в тот день, когда проповедь там читал сам Папа. Проходили часы, а мы все бродили по Риму, пока наконец не очутились около одной великолепной церкви. Сидя на тяжелых деревяных церковных скамьях с затейливой замысловатой резьбой, сделанно много лет назад, мы провели поистине благодатный час, наполненной медитацией и молитвами, в храме более походящим на пещеру, залитую мягким светом свечей. Позже опять путешествуя на попутках, мы добрались до какого-то оживленного римского перекрестка. Гэри горделиво показал мне изукрашенное тонкой резьбой деревянное распятие Иисуса. Я взял его в руки, дивясь изумительной красоте. « Где это ты раздобыл такое?» - спросил я. 
  « Да в исповедальной кабинке в той церкви,» - жизнерадостно ответствовал Гэрри. 
  « Что?» - я резко сунул крест ему обратно. « Ты украл это из дома Божьего? Да как ты мог? И тебе не стыдно?»
  У Гэри расширились зрачки. « Монк, это ты мне тут проповедуешь? А кто украл пособие по гармошке? Не надо лицемерить».
  Он был прав. Пристыженный, я растроился. Я не имел права осуждать его, но мне нужно было разобраться в самом себе. «Да, я украл ее, но не из святого места, а из такого бизнеса, где делают деньги, наживаясь на этом». 
  Гэри распалился еще сильнее. Перекрывая шум уличного движения, он крикнул: « Церковь едва ли не самый большой бизнес в мире, где делают деньги и наживаются на этом. Там получают миллионы долларов. А вот владелец этой книжной лавчонки вполне возможно верующий человек, который пытается лишь свести концы с концами». 
  Пока мы так с ним спорили, вокруг нас образовалась толпа пешеходов и стали останавливаться машины, чтобы понаблюдать за происходящим. 
  Я напряг голос, пытаясь перекричать шум автобусов: « Знаешь, может, ты и прав, но мы молились Богу в той самой церкви, и я просто не могу перенести того, что ты стащил распятие из этого святого места. Прошу тебя, братишка, верни его туда, где взял, сделай это для меня». 
  Ярость Гэри как-то незаметно перетекла в умиротворенную улыбку. Извиняясь, он заключил меня в свои объятия и согласился, что крест надо будет вернуть. 
  « Гэри, ты меня тоже прости, я знаю, что не прав. Я очень тебе благодарен». 
 И мы с Гэрри на попутках вернулись в ту самую церковь, чтобы вернуть украденное распятие. Еще до наступления ночи мы успели возвратиться в свой лагерь среди деревьев. Мы смеялись, вспоминая как спорили, и пришли к выводу, что это только укрепило нашу дружбу и явилось доказательством нашей преданности и верности друг другу. Лежа на боку в своем спальном мешке, я глядел на звезды и не находил себе места от беспокойств. Я лицемер, а разве не лицемеры пригвоздили Иисуса к этому распятию. Как же это не честно, когда читаешь проповеди, а сам этому не следуешь. Вдруг нарушив тишину, Гэри произнес, будто прочитав мои мысли: « Монк, я тебя попрошу, не возвращай обратно эту книжку про гармошку. Всем так нравится, когда ты играешь новые песни». 
  Я продержал эту книгу у себя, пока не разучил столько песен, сколько мог. Прямо перед нашим отъездом из Рима, я вернулся в тот магазинчик и незаметно засунул книгу обратно на ту самую полку, откуда я ее взял. 
  В Риме, как и во многих других местах до этого, я нашел себе тихое укромное местечко на берегу реки. Глядя на ту сторону широкого Тибра, я старался воспроизвести в своем воображении, какова была эта река во времена зарождения и распада римской империи и после всего этого. Гибли и исчезали поколения и цивилизации. Великолепные строения Рима превращались в руины, но во все времена Тибр продолжал течь, неся в своих волнах ту мудрость, которую мне так хотелось познать. Наблюдая за течением реки, я припоминал все те радости и невзгоды, все испытания, которые пережил в Италии. Я увидал ограбление бедолаги Джимма, нашего солдата благотворителя, мне вспомнилось бесценное благословение, полученное мной в соборе Санта Мария де ля Фьоре, а потом мои мысли вернулись к этому нежному ангелу Ирен, которую я посчитал помехой на своем пути. В шелесте струящихся вод Тибра мне слышались слова мудрого монаха францисканца, произнесенные им в темной подземной келье, потом со стыдом я припомнил свое собственное лицемерное поведение, когда своровал книгу, а затем стал обвинять лучшего друга, когда тот совершил нечто подобное. На протяжении всех этих событий я постоянно чувствовал направляющую длань Божью, преподовавшую мне бесценные уроки жизни. Воды текли и текли, и я принялся размышлять о жизни святого Франциска. В юности он гнушался одного вида прокаженных, но когда причастился милосердия Господа, то с состраданием целовал руку больного проказой и хотел ему служить. Мне ужасно захотелось попасть в Асизи. 
  Расставшись с Гэрри на несколько дней, я совершил туда свое паломничество. Находясь там, я читал жизнеописание святого Франциска, чьи события происходили как раз в тех самых местах. Франциск, сын богатого торговца, в юности служил солдатом. Однако в 1205 году, когда он возносил молитвы в обители Святого Домиана, сам Господь Иисус с церковного распятие призвал Франциска возродить церковь из упадка. Это явилось моментом его преображения. Он наложил на себя своеобразный обет бедности и жил в смирении, благочестии и ревностном служении, своим собственным примером привлекая людей вести такую же жизнь. В церкви Святого Домиана я провел несколько дней, размышляя о преображении произошедшим со Святым Франциском. Побывав в доме, где проходило его детство, я увидел кладовую, куда отец запирал его из страха, что тот отречется от мира, и откуда Франциск обманным путем уговаривал свою мать выпустить его. Я увидел Кафедральный собор ангелов, где начиналось его пастырство и где спустя годы он испустил свой последний вздох. Я вернулся в Рим к Гэри, унося в сердце своем воодушевление отрешенностью, сострадательностью и экстатической духовной любовью Святого Франциска. 
  Из Рима мы двинулись автостопом в Неаполь, а потом в легендарный город Помпей. На меня произвел сильнейшее впечатление тот факт, что до извержения горы Везувий, Помпей был красивым и процветающим городом. Сейчас же, спустя века, мы прогуливались по руинам древней цивилизации, поражаясь всему тому, что было извлечено из-под слоя застывшей лавы. Превосходно сохранившиеся формы человеческих тел отпечатались в пепле. Животные, здания, дороги и сотни артефактов сохранились в затвердевшей лавы. Я совсем заплутал в своих мыслях. Какой же урок нам предлагалось извлечь из трагедии Помпеи. В любой момент каждого из нас может настичь бедствие. В своей самоуспокоенности, мы не понимаем временность и непостоянство всего материального. Я подумал о бубонной чуме, опустошившей Европу, об атомной бомбе, которая сравняла Хиросиму с землей, о землятресениях и пожарах, уничтоживших в Америке целые города. На протяжении всей истории человечества силы природы отбирают у нас все. Зачем же откладывать поиск извечного сокровища духовного просветления. Сейчас самое время.
  Подобно тому, как извергся из самых недр Везувий, похоронив в вулканическом пепле целую цивилизацию, так и из самых недр моего сердца извергалась клятва следовать путем духовного самоосознания, похоронив глубоко под пеплом все остальное из моего прошлого. 

Бхагавад Гита 1.1

         Другие лекции по теме "Бхагавад Гита"

  Первые стихи делают обзор армий. Нужно осмотреться. Когда мы попадаем на поле дхармы, то нужно осмотреться, нужно увидеть некоторые вещи. Зачем нужна дхарма кшетра, поле дхармы? Чтобы увидеть себя. Чтобы углубить свое видение и понимание. Н-р, мы знаем, что Санджая и Дхритараштра не находились на поле боя. Они были в стороне и физически они не могли видеть, что происходит на поле боя. Но, тем не менее, мы знаем, что один из них видел, а другой не видел. Один по милости Вьясадевы мог видеть эту битву своим внутренним зрением. И поле дхармы позволяет нам увидеть многие вещи такими, какие они есть на самом деле. Это точно также как на белом полотне какая-то грязь и нечистота становится более проявленной. Когда мы приходим в чистое место, то мы начинаем разоблачать себя. Или нас там могут разоблачить. Прабхупада говорит, что эти словами Дхритараштра разоблачает себя. Он показываеют свою привязанность.  
  Это поле Курукшетра знаменательно тем, что каждый, кто оставить тело на этом месте, может попадать на райские планеты. Каждый кто участвовал в этой битве по меньшей мере ушли на райские планеты, независимо от его грехов и добродетелей. 
  В прошлом Курукшетра была известна как Брахмакшетра, Бхригукшетра, Арьяварта, Саманта Панчака. Название Курукшетра появилось в память о деяниях царя Куру. В Махабхарате рассказывается о том, как царь Куру, выдающийся предок Пандавов, превратил этот район в важнейший центр духовной культуры. Царь Куру приехал сюда на золотой колеснице, из золота которой изготовил плуг. Затем он одолжил быка у Госопода Шивы и буйвола – у Ямараджи и начал пахать. Тут появился Индра и спросил Куру, что тот делает. Куру ответил, что подготавливает почву для взращивания восьми религиозных добродетелей: правдивости, йоги, доброты, чистоты, благотворительности, способности прощать, аскетизма и целомудрия. 
  Индра предложил царю исполнить любое его желание. Куру ответил, что хочет, чтобы эта земля всегда оставалась святым местом, названным в его честь, и чтобы любой, кто умрет здесь, .попадал бы в рай, независимо от его грехов и добродетелей. Услышав эту просьбу , Индра рассмеялся. 
  Но неустрашимый Куру продолжал совершать суровые аскезы и пахать землю. 
 Постепенно он склонил Индру на свою сторону, но у остальных полубогов все еще оставались сомнения. Они считали , что смерть без жертвоприношений не может гарантировать место в раю. Наконец Куру и Индра договорились: Индра впустит в рай любого , кто умрет здесь во время боя или совершения аскез. Так Курукшетра стала местом сражений и благочестивых поступков. 
  Каждый мог получить благо на этом поле. И Дхритараштра беспокоился не повлияет ли это место на желания его сыновей. Потому что когда мы приходим в Святое место, то мы можем успокаиваться , попадать под влияние. 
  Чтобы объяснить, почему Арджуна оказался во власти скорби и иллюзии, рассказчик "Махабхараты", ученик Вьясадевы, Шри Вайшампаяна, обращаясь к своему слушателю Джанамеджае, начал раздел "Бхишма-парва" со слов дхритараштра увача. Дхритараштра спросил Санджаю: "О Санджая, что стали делать мои сыновья и сыновья Панду, когда, желая сразиться друг с другом, собрались на поле Курукшетра?" Здесь может возникнуть вопрос: "Дхритараштра уже упомянул, что его сыновья и Пандавы встретились с единственной целью – сразиться друг с другом, зачем же он спрашивает "что они стали делать"?" Ответ заключается в словах Дхритараштры дхарма-кшетре, "на земле дхармы". В шрути сказано: курукшетрам дева-йаджанам — "Курукшетра – это место, где полубоги совершают жертвоприношения". Поэтому Курукшетра известна как поле дхармы, и под его влиянием гнев безбожников, или противников дхармы, подобных Дурьодхане, мог утихнуть, уступив желанию следовать дхарме. Что касается Пандавов, то они и так от рождения всегда ей следовали. Под влиянием святого места противники могли бы понять, что братоубийственная война не принесёт им ничего хорошего, и это подвигло бы их заключить мир. Дхритараштра делал вид, будто очень заинтересован в мирном исходе спора, но сам вовсе не хотел этого. Он считал, что, если будет заключен мир, Пандавы останутся серьёзным препятствием на пути его сыновей. Дхритараштра думал: "Воинов, сражающихся на моей стороне, — Бхишму, Дрону и других — не может победить никто, даже Арджуна. И раз победа нам обеспечена, то лучше затеять сражение". Но окружающие не могли знать об этих тайных помыслах Дхритараштры.

  Здесь используется слово желание. Чтобы увидеть желания, нужно посмотреть на себя немного со стороны. Когда мы живем в этих желаниях, то мы настолько сливаемся с этими желаниями, что перестаем отличать себя от них. Как рыба, которая живет в воде, не замечает воды. Здесь получается я – желание. Обычно мы говорим мое желание. То есть есть я и есть мои желание. И на чистом фоне происходит разделение этих вещей. Мы начинаем видеть себя и свои желания. И мои желания, порой, не относятся ко мне как к душе. И второй момент, который мы можем увидеть, это то, что мы должны увидеть, как эти желания разрушают наши отношения. Потому что у меня одни желания, а у кого то другие желания. В пословном переводе упоминается мои сыновья и сыновья Панду. Дхритараштра разделяет эти моменты. 


  2/ С самого начала Прабхупада говорит в комментарии, что духовное знание нужно получать от личности, которая не имеет корыстных желаний. Из Махабхараты мы можем видеть, что Дхритараштра до конца так и не смог смириться со своей судьбой слепого человека. Внутри он никогда не соглашался с этим, поэтому он надеялся,что сможеть как-то утолить своё чувство через своего сына. Сын считается продолжением отца. И Прабхупада объясняет, что был некоторый диспут относительно того, кому-же сидеть на троне. Трон достался Панду, и когда Панду умер, то был заговор. Дхритараштра думал, что это мое государство, я , конечно, не могу его получить. Но мой брат умер, поэтому если не я унаследую его, то почему бы это не сделать моим сыновьям. Это политика. Политики всегда ревнуют и завидуют. Нельзя этого избежать. В духовном мире все наоборот. 
  Прабхупада цитирует Чанакия Пандита, что женщинам и политикам доверять нельзя. Женщин не ставили на важные посты, поскольку могли попасть под влияние чувств и эмоций. 


  Точно также, если человек приходит в духовную жизнь, чтобы воспользоваться преимуществами Сознания Кришны, и все, то он мало, что получит. Шрила Прабхупада пишет, что из Бхагавад Гиты можно получить все, что есть в других писаниях, и даже то, чего в других писаниях нет. Но что нужно сделать? Перестать быть дипломатом, перестать завидовать, тогда все знание откроется. 

  Пр говорит, что даже на райских планетах есть политика, даже в животном царстве есть политика. 
  Маханидхи Свами пишет про 10 оскорблений. Посмотреть 1 и 2 оскорбление!!!!!!!!!

 И даже между членами семьи. Как, например, в этом случае.
  Движение Сознания Кришны предназначено для людей, которые хотят избавиться от зависти. Мы обучаем людей тому, как перестать завидовать. Поэтому в 1 песне Шримад Бхагаватам в самом начале сказано, что все ложные, обманные религиозные принципы полностью исключены. Любая религиозная система, если там есть ревность, зависть, это не религия. 

  В Шримад Бхагаватам объясняется, что существует 4 основных религиозных принципа. Если эти принципы нарушаются или игнорируются, тогда такая религия становится обманной религией. Милосердие, аскетизм, чистота и правдивость – это своего рода критерии. 

  Что такое ревность? Если ты владеешь чем-то, и я не позволяю тебе пользоваться этим, то это ревность.  

  Шрила Прабхупада дальше говорит. У каждого, кто родился есть право находится, жить под защитой государства. Государство должно предоставлять безопасность жизни и собственности граждан. Другими словами, говоря языком религиозных принципов, у каждого есть право на милость. Это первый религиозный принцип – милосердие. Бог ко всем равно относится, и царь, как представитель Бога, тоже должен всех защищать. 

  Мы можем увидеть эту схему в динамике. Человек нарушает право других жить, существовать. Это находит отражение в принципе мясоедения. Следующий момент состоит в том, что поскольку человек не хочет делиться и служить, он начинает забывать про свою природу, он перестает различать ее. Где выгодно, там и будем. Он начинает обманывать и запутывается в этом обмане. Возникает сильное чувство неуверенности, разочарованния, неудовлетворенности. Чувства выходят из- под контроля, ищут какого-нибудь счастья, начинают принимать интоксикации, человек устремляется в свои грезы, компьютеры, потому что не может жить настоящим, не может получать счастье здесь и сейчас. Это принцип аскетизма нарушается. И дальше человек разрушает чистоту, или верность, преданность. Это главное духовное качество. Он идет против принципа любви. Это означает, что мы начинаем смотреть на других как на тело, мне нужно только тело. И поэтому я мешаю другому человеку развиваться как личность, мешаю проявить себя как личность, которая может любить. В каждой душе заложена эта потенция. Также не принимая судьбу, сражаясь с ней, я разрушаю возможность развивать отношения с Богом. Потому что судьба – это форма проявления отношения Бога к нам. Это, может, не личные отношения, это отношение через закон. Также если мы отрицаем любовь родителей, то мы не даем также проявить их родительские чувства. Отрицая любовь женщины, мы не даем проявиться в ней женственности, материнства. 

  Современные политики завидуют. Как же они могут защищать своих граждан, подданных? 

  « Мощь оппозиции» Индр Свами. 

 Я вернулся назад в Европу в начале мая и встретился с Джаятамом дасом и Нандини даси для того, чтобы обсудить летний Фестиваль Индии на польском туре. весь год у нас уходит на организацию 50 фестивалей, включая Вудстокский, которые мы проводим вдоль балтийского побережья. В целом, фестивали собирают 750 тысяч человек. 

  Последние недели перед первым фестивалем всегда беспокойные. В этом году мы столкнулись с препятствиями в получении специальных виз для 200 русских и украинских преданных. Им были необходимы Шенгенские визы, которые позволяют владельцу въезжать в Европейский союз и посещать большую часть стран в течение трех месяцев. Но чтобы ее получить, человек должен был иметь работу, счет в банке, и рекомендации. 
  Это представляло проблему, поскольку большая часть из этой русской и украинской группы жила в храмах. Мы должны были вести переговоры на высшем уровне, включая встречи с представителями Министерства Иностранных дел Польши, для того, чтобы прийти к решение проблемы. Проблема разрешилась только за день до первого фестиваля, и преданные получили визы с большими уступками. 

  « Это стало возможным благодаря тому, что мы имели хорошие письменные отчеты проведенных культурных программ на протяжение всех 20 лет,»- сказала мне Нандини. 

  Содействующим фактором была поддержка нового индийского посла в Польше, который стал нашим добрым другом, после того, как он дал хорошую оценку деятельности ИСККОН и проявил глубокую заинтересованность , содействуя нам в распространении ведической культуры в этой стране.  

  « ИСККОН является культурным послом Индии во всем мире,» - сказал он Джаятаме и Нандини. 

  Он предложил позволить Индийскому посольству быть официальным покровителем тура в этом году. Заручившись дипломатической поддержкой, мы продолжили дело с новым энтузиазмом, разместив индийский флаг на наших новых постерах и приглашениях. 
  Несмотря на поддержку, мы , тем не менее , столкнулись с обычной оппозицией. Готовясь к туру, Нандини связывалась с городскими советами в тех городах, где предполагалось проведение фестивалей. Большинство доброжелательно приглашали приезжать к ним снова, сообщая , что многие люди спрашивают их о том, когда планируется фестиваль Индии в их городе в связи с тем, чтобы они могли спланировать их отпуска. Но в одном городе перед нами возникла проблема, и это было уже не первый раз. 
  Это один самых крупных городов вдоль побережья, население которого увеличивается в сотни или тысячи раз во время летнего сезона. Это один из самых наших больших и престижных фестивалей. Несколько месяцев назад Нандини обратилась с просьбой провести фестиваль в большом парке в центре города. Нас уверили, что никаких проблем не будет. Но позже в мае Нандини получила сообщение от совета о том, что в парке в течение всего лета будет распологаться ярмарка ручных работ. 

  « Это проблема всего побережья, - сказала мне Нандини по телефону, пока я был в Америке. - С трудом можно провести какое- то культурное событие. Все становятся бизнесменами. Практически поздно искать какое-то другое место в это время, но я собираюсь попробовать поискать на побережье». 
  « Прибрежная часть это самое престижное место из всех», - сказал я. –« Если мы не можем получить парк, то как мы, в конце концов, сможем получить место на побережье?»

  Всякое гулянье на побережье является важным событием в городе во время летнего периода. И хотя прежде мы проводили здесь фестивали, мы знали, что большинство высокопоставленных городских чиновников настроены против того, чтобы мы размещались на побережье снова. 
  Нандини связалась с властями по поводу проведения мероприятий и спросила есть ли какие-нибудь свободные выходные. « Поразительно, что вы позвонили в этот момент».- сказал он.- « Место обычно забронировано на месяцы вперед, но буквально 15 минут назад поступил отказ на 5 и 6 июля. Если хотите, то можете взять эти даты».

  Нандини не могла поверить своим ушам. « Это один из лучших летних уикэндов»,- подумала она, и потому с большой радостью согласилась. Ей сказали , что в совете можно будет зарегестрироваться и что она может подписать контракт с властями в офиссе через две недели. 
  Нандини решила, что пока она будет с визитом в городе, она может встретится с мэром, чтобы поговорить по поводу тех курортных мест на побережье, которые ставят бизнес выше культуры, и она договиралась о встрече. 

  Недавно избранный мэр уже был знаком с Нандини. Три года назад он был директором самой крупной школы в городе. Он услышал о нашем фестивале от студентов и сам пришел посмотреть. Он страдал от хронической болезни и его интересовала наша аюрведическая палатка. 
  Он простоял длинную очередь к преданному, который давал консультации по Аюрведе, но так и не дождался, поскольку фестиваль закончился. Он стоял в растерянности и подошел к Нандини, которая стояла неподалеку. В тот же вечер она устроила консультацию с врачом в доме директора. 

  Было 11 вечера, когда они прибыли, но он ждал их с большим нетерпением. Они проговорили с ним всю ночь. Нандини и врач воодушевляли директора жить более простой жизнью и оставить некоторые свои дурные привычки. Он принял их советы и постепенно излечился. В этом году он балотировался на пост мэра и выиграл. Он все еще был признателен преданным. 

  Через две недели Нандини поехала на север, чтобы подписать контракт на место на побережье. Чиновник оформляющий бумаги встретил ее с большим энтузиазмом. « Все в порядке», - сказал он.- « Я как раз ожидаю последнюю бумагу из городского хола. Пожалуйста, прийдите через полчаса».

  Когда она вернулась, то поведение чиновника изменилось. « Извиняюсь», - сказал он. – « Произошли некоторые изменения. Совет отменил ваше событие, поскольку на эти числа назначен футбольный матч».
  « Как это возможно?» - сказала Нандини. – « Вы мне сказали две недели назад, что место свободно и вы зарезервило его для нас».

  Мужчина посмотрел на нее свысока. « Сожалею, - сказал он. – Но ничего поделать не могу. Совет принял такое решение».
  « Я сообщу об этом известии мэру», - подумала она. – « По милости Кришны мне назназена встреча с ним через 90 минут». 

  По пути она позвонила мне и сообщила о сложившейся ситуации. « Выглядит не все так хорошо, - сказала она, - но я пытаюсь».
  Направляясь к городоской администрации, она зашла домой к одной старой подруги, которая связалась с Советом.
  « Это правда, что вы говорите, - сказала женщина. – Совет все меньше и меньше отдает предпочтение культурным мероприятиям в летний сезон. Они распределяют все важные места коммерческим предприятиям. Я вам скажу кое- что еще. На последнем заседании Совета обсуждения шли по поводу вашего фестиваля. Была большая оппозиция. Поэтому Совет вынес решение против вашего фестиваля в этом году. Когда решение было принято, один из старших членов Совета застучал своими кулаками по столу и сказал: « В нашем городе никогда больше не будет Фестиваля Индии».

  « А мэр там был?» - спросила Нандини. 
  « Нет, он отсутствовал, - сказала ее подруга. – « Не все, конечно, были довольны этим решением. У вас здесь достаточно людей, поддерживающих вас, но ваши противники занимают более сильную позицию».

  Затем Нандини отправилась на назначенную встречу с мэром, где ее поприветствовал секретарь и сопроводил в кабинет мэра. 

 « Это хорошая новость, что вы проводите ваш фестиваль на побережье в этом году», - сказал мэр. 

  « Фестиваль отменили», - сказала Нандини, сдерживая свой гнев. – « Сначала нам отказали в просьбе провести фестиваль в парке, а сейчас и вовсе отказали его проводить». 

 « Отменили?»- сказал мэр. – « Кто отменил фестиваль?»

  « Совет», - ответила Нандини, повышая тон своего голоса. 

 « Но я глава Совета, и меня не проинформировали,» - сказал мэр. 
Он повернурлся к секретарше. « Вы когда-нибудь посещали фестиваль Индии?»- спросил он. «Да, господин мэр», - сказала она. –«Посещала».
 « И что вы думаете об этом?» -спросил он. 
 На мгновение повисла пауза. « Это чудесное мероприятие,» - сказала она с большим вдохновением. – « Жителям нравится этот фестиваль, особенно детям. Они всегда ждут его.»
  « Спасибо», - сказал мэр. 

 Он выждал момент, а затем посмотрел на свою секретаршу. « Пригласите заместителя ко мне в кабинет», - сказал он. 

  Через пять минут заместитель мэра и представитель Совета появилсь в оффисе мэра. Не представив Нандини мэр быстро переговорил с заместителем, а затем откинулся на спинку кресла. Он спросил представителя Совета : « Вы когда- нибудь посещали Фестиваль Индии?»
  « Да, конечно,» - ответил он, - несколько раз». 
 « И как, вам понравилось?» - сказал мэр. 
 « Очень», - ответил он. – « Я жду его каждое лето». 
  Заместитель мэра казался обеспокоенным. 
  Мэр повернулся к нему. « А вы господин Заместителя Мэра, были когда-нибудь на Фестивале Индии?»
  « Да, Господин Мэр», - ответил заместитель. 
  « И каково ваше мнение?» - спросил мэр. 
 « Это ужасно», - сказал заместитель. - «Мы никогда не позволим, что подобное событие вновь опозорило наш город».

  Затем мэр представил Нандини. « Это Агнезска», - сказал он. – «Она отвечает за организацию мест для Фестиваля Индии вдоль побережья. Только что она сообщила мне, что фестиваль, для которого были зарезервированы места на побережье на первые числа июля, был отменен Советом сегодня утром». 

  Заместитель потупил взгляд.  
  Мэр выдержал небольшу паузу и спросил: « У вас есть какие-то идеи по поводу того, кто мог отменить это событие?»
  Заместитель заерзал, почувствовав себя немного неловко. « Я отменил фестиваль, Господин Мэр», - сказал он. 
  Мэр пододвинулся к нему ближе. « И ни с кем не посоветовались?»
  «Да», - ответил он, - « ни с кем не посоветовался». 

 « Тогда позвольте вам сказать», - сказал мэр, - «Я хочу вновь утвердить этот фестиваль на побережье в программе на 5 и 6 июля. Это абсолютно точно, Господин Заместитель Мэра?» 
  Заместитель сжал свои кулаки. Он бросил гневный взгляд на Нандини, а затем снова посмотрел на мэра. « Да, Господин Мэр», - сказал он. 

  Заместитель встал « Позвольте мне попросить прощение, сэр?» - сказал он. 
  « Вы прощены», - сказал мэр. 
 Мэр повернулся к Нандини. « Надеюсь, что фестиваль пройдет с большим успехом», - сказал мэр. 


  Нандини улыбнулась мэру. « Мы надеемся, что Индийский посол будет нашим почетным гостем на фестивале», - сказала она. – « И если он будет присутствовать, то дипломатический этикет требует там и вашего присутствия. Если это будет действительно так, тогда я могут быть уверена, что фестиваль действительно будет успешным». 
  Через час Нандини позвонила мне. « Гуру Махарадж»,- сказала она, -« у нас есть место на пляже в первые выходные июля». 
  « Поразительно!» - воскликнул я. – « Как это тебе удалось?»
  « Это была милость Кришны», - ответила она.-« Других объяснений нет».
  Шрила Прабхупада пишет: 
 « Если проповедники в нашем Движении СК являются искренними преданными Кришны, тогда Кришна будет всегда рядом с ними, поскольку Он очень добр и благоприятно настроен по отношению ко всем Своим преданным. Также как Арджуна и Кришна одержали победу в битве на Курукшетре, так и это Движение сознания Кришны непременно будет победоносным, если мы будем продолжать оставаться искренними преданными Господа и служить Ему в соответствии с теми насавлениями, которые оставили для нас предыдущие ачарьи... Если мы попытаемся применить это со всей серьезностью в нашем обществе, то это будет иметь успех. Нет необходимости объяснять, как это случится, с мирской точки зрения. Но несомненно, это произойдет по милости Кришны. 

  ( Шри Чайтанья Чаритамрита, Мадхья 4.79, ком. ) 



3. Вишванатха Чакраварти Тхакур пишет в комментарии к этому стиху.

Здесь словом кшетра в словосочетании дхарма-кшетре богиня Сарасвати указывает на особый смысл слова дхарма. Махараджа Юдхиштхира, само олицетворение дхармы, и все его сподвижники подобны всходам зерна на рисовом поле, а их хранитель, Бхагаван Шри Кришна, подобен земледельцу. Всяческую помощь, которую Кришна оказывает Пандавам, можно сравнить с орошением полей и постройкой ограждений, сохраняющих влагу, а Кауравов во главе с Дурьодханой – с тёмными сорняками шьяма, что вырастают на рисовом поле. И точно так же как земледелец, пропалывая рисовое поле, уничтожает эти сорняки, Шри Кришна должен уничтожить Дурьодхану и остальных Кауравов, чтобы избавить от них дхарма-кшетру, или землю дхармы.

  Важный момент. Что значит честная позиция? Здесь говорится, что чтобы выполоть сорняки нужен кто? Нужен Кришна, нужна дхарма и нужен гуру. Иногда люди говорят: Зачем принимать гуру? Потому что если мы не примем гуру, то сможем мы увидеть где сорняки, а где культура. Даже если сможем, то мы никогда не соберемся их выкорчевывать. Духу наше у нас не хватит. Потому что это все живет в нашем сердце. В Кали югу демон и преданный могут жить в одном сердце. Нужна чистая среда, чтобы увидеть там грязь. И хуже всего, когда человек под именем чистых идеалов начинает проповедовать свои собственные желания. 

  По сути дела, всего три сорняка. Вожделение, гнев и жадность. Чанакия Пандит определяет человека, который видит вещи в правильном свете по трем моментам: женщины, собственность и другие люди. Это соответствует вожделению, жадности и гневу. 

  Теперь если вожделение увеличить, то как это отразиться на нас и будущем поколении? Это будет приводит к сосредоточенности только на сексе, сильная ревность. То есть если мы гуляем, то дети будут сосредоточены на сексе, ревность. И психические расстройства. Это Лазарев эти вещи глубоко копает. Если мы сосредоточены на чужой собственности, то это приведет к усилению зависти у нас и у детей. Если сосредоточены на разрыве отношений с другими, это высокомерие, чувство превосходства, то нас будут лишать уверенность, разума, будут унижать, мы будем в подчиненном положении находится. 

  Если не хотим принимать судьбу, то начинаем разрушаться, уходить память. Механизм саморазрушения. Мы же не хотим об этом думать. Если страх за будущее, то что происходит? Будущее – это ведь наши дети. Настоящее – это мы сами. И прошлое – это наши предки, родители. 
  Лазарев описывает ситуацию, когда он прилетел в Японию. И в Токио было небольшое землятресение. И у него возникло чувство страха за будущее и неприятие судьбы. Это причина экономического рывка Японии и повышение нравственности. Когда знаешь, что в любой момент может быть потеряно будущее и разрушена судьба, подсознательное устремление к Богу растет. Люди стараются сплотиться и объединиться. Понятие нравственности присуще коллективному сознанию. Крепкие семейные отношения, развитое коллективное сознание, готовность помогать, заботится и жертвовать – все это делало японцев подсознательно верующими. 
  Раньше в ответ на любой катаклизм рядовой японец испытывал не страх и сожаление , а любовь и желание помочь ближнему. Сохранение любви в болевой ситуации называется смирением. В ответ на боль не рождается ненависть, осуждение или уныние. 

   

Путешествие домой Радханантх Свами Часть 1 Путешествие на восток Глава 2

    Другие главы " Путешествие домой" Радханатх Свами

Наступил день моего отъезда, я протискивался по проходу в салоне самолета, стараясь никого не задеть по головам своей спортивной сумкой. « Простите, мэм,» - обратился я к американке средних лет, усевшейся в проходе. –«Позвольте пройти, мое место у окна».  
  Она резко вздернула голову, недовольно скривившись, и я словно прочитал ее мысли: «Нашел бы ты себе другое место». Я бы и сам с удовольствием последовал ее совету, однако народу в салоне самолета было полно, и пассажиры, столпившиеся за моей спиной, выказывали нетерпение. Я осторожно протиснулся мимо нее к своему месту. Неодобрительным взглядом из под своего пышного начеса, она окинула мои длинные волосы. Я не стал обращать на это внимание и предпочел уставиться в окошко. 
  Спустя несколько минут я украдкой взглянул краешком глаза, и тут же столкнулся опять с ее немилостивым взглядом. Объявили о задержке вылета. Похоже, полет предстоял долгим. 
  Прошло какое-то время, и я снова скосил глаза в сторону соседки, но на этот раз вместо дамы с пышной прической, я обнаружил рядом с собой преинтереснейшую личность в черных джинсах, черных башмаках и в черной футболке без рукавов. Серебрянные браслеты охватывали его красивые худощавые руки. Длинные прямые волосы были белыми как снег, и такой же белоснежной была его кожа. Глаза у него были розоватыми как у альбиносов, а его озорная улыбка тут же отозвалась во мне радостью. Хотя этот человек выглядел столь необычно, в нем было что-то очень знакомое. Где-то я его видел его раньше. Ну, конечно, это был он, легендарная звезда рок-н-рола, один из моих любимцев Джони Винтер.
  « Что тут происходит, братишка? Я Джонни». 
  « А меня зовут Монах». 
 Он по братски пожал мне руку.
 « Как ты очутился на этом месте?»- спросил я. – « Минуту назад здесь был кто-то другой». 
  Джони весело хмыкнул и ответил в своей фирменной техаской манере, медленно растягивая слова: « Старик, это ты о той даме, что так сильно дергалась, сидя рядом с тобой. Она тут поперла штурмом на весь салон, такую свару устроила, требуя себе другое место. Ну, не любит она таких, как мы, Монах. Ну, ведь знаешь, оно и к лучшему. Стюардесса помогла нам махнуться местами, мы с тобой теперь братья навеки».
  У нас было полно времени для разговоров. Я делился с ним своими впечатлениями о поиске смысла жизни, а он, не таясь, рассказывал истории из собственной. Я сказал, что совсем недавно смотрел его великолепное выступление во Флориде. Там у него было шоу вместе с Дженис Джоплин. 
  Его худощавое тело заходило ходуном от смеха. « Никогда еще не было столь дичайшей сумасбродки по обе стороны реки Мисисипи». Он стал говорить, что Дженис бестолковая, сумбурная, шумная и вечно под кайфом, но что она очень добрая девчонка. « Она мне как сестренка,» - признался он. И он всегда переживал за нее. « Малютка Дженис просто прожигает свою жизнь. Она, так сказать, поджигает свечку с двух концов. Не знаю, сколько она так протянет». Он пристально взглянул на меня своими посерьезневшими розоватыми глазами. « Знаешь, Монах, ведь деньги и слава могут погубить человека. Давай чуток помолимся за нее». 
  Двигатель взревел, самолет внезапно резко поднялся, оставив под собой взлетную дорожку и взмыл в небо. Казалось, будто наши сердца тоже парили в воздухе, покуда мы вели разговоры о великих легендах блюза от Чикаго до дельты Мисисипи. В этой теме Джони просто не было равных. « Дружище, мы можем толковать с тобой по душам целую вечность. Я бы даже ни капли не возражал, если эта развалюха с крыльями вообще никогда бы не приземлялась». Тут он заметил прикрепленную к моему ремню гармонику и закричал: « Так ты играешь на гармошке? Давай замутим, старик». В один миг у него в руках появилась его собственная гармоника. « Выбирай песню». 
  «Знаешь такую «Мавэ ин ло блюз» малыша Джуниора Паркера?» - спросил я. 
  « Точняк, старик. То, что надо». Он выставил вверху указательный палец. 
  И вот к моему величайшему изумлению в небе, на высоте 30 тысяч футов знаменитый Джонни Уинтер начал исполнять песню на пару со мной. Люди более старшего возраста осуждающе уставились на нас. Но те пассажиры, что помоложе, заулыбались весело и радостно. Молоденькая бортпроводница тоже задержалась в проходе салона послушать бесплатный концерт. Но мы с Джонни, захваченные блюзом, ничего не замечали вокруг. 
  Самолет приземлился в Нью Йорке в аэропорту имени Джона Кэнеди. И мы с Джонни просшествовали в терминал. У входа его поджидала великолепная модель датчанка, зеваки были в восторге. Фрэнк и Гэри, потрясенные тем, что видят меня вместе с Джонни Уинтером, не могли прийти в себя от свалившейся на меня удачи. Гэри теребил волнистую бородку и сиял от радости. « Эй, монах,» - подшучивал он надо мной, кивая на девушку Джонни, - « лучше бы она тебя встречала вместо нас, а?» 
  « Вечером,» - отвечал я, пожимая им руки, - « приступаем к нашим поискам духовного. Думаю, парни, с вами я буду меньше отвлекаться». 
 
  Мы прибыли в Европу и провели первую ночь в Люксембурге в палаточном городке. Набившись в одноместную палатку втроем, мы залегли в свои спальные мешки в предвкушении того, что нам будет уготовано на следующий день. Наконец кукареканье петухов возвестило о наступлении расвета. Выскочив из палатки на свежий утренний воздух, мы с Гэри разминались и потягивались, наслаждаясь благосклонной к нам фортуной, и вдыхая аромат вечно зеленный и цветущих деревьев. 
  Неожиданно раздался вопль. « О нет, нет, черт побери!» Фрэнк высунулся из палатки бледный со страдальческой гримассой на лице. « Меня обокрали. Все мои деньги, черт». Мы с Гэри протиснулись в палатку, перерыв все вещи. Фрэнк уже оставил это занятие. « Я искал, бесполезно». 
  Гэри приобнял Фрэнка за плечи и шепнул: « Ничего, братишка, мы с тобой».  
  « Все, что у нас есть, это ведь и твое тоже». - утешал я его. – « Да что нам деньги, когда мы все вместе?» 
  Фрэнк повесил голову, уныло кивая, и заявил, что с теми деньгами, которые у нас остались мы не сможем продолжать наше путешествие. Он собирается домой и немедленно. « Вы едете, парни?» 
  У меня оставалось меньше 20 долларов. Смолкнув, мы встретились с Гэри взглядом, и я молча сообщил ему о своем решении остаться. Он ответил согласием. И мы грустно распрощались с Фрэнком, который провел в Европе всего одну ночь. Лишь только Фрэнк закинул рюкзак за плечи и размеренно зашагал прочь, возвращаясь домой, где все спокойно и безопасно, мы с Гэри стали размышлять, какие еще чудеса ожидают нас впереди. 
  Чуть позже в этот же день я набрел на ручей, возле которого сел посидеть. Под ветром пританцовывали высокие деревья. Играючи текли воды ручья. Ничего не изменилось с уходом Фрэнка, но почему-то я почувствовал себя свободно.
  Достаточно скоро нас с Гэри пригласили к себе позавтракать какие-то хиппи из Голандии. Поделившись с нами мюсли, Космос и Чюч позвали нас с собой прокатится по Нидерландам. И вскоре мы уже колесили по предместьям Бельгии и Голандии в их автофургончике Фолцваген. Глазея в растворенные окошки машины на безбрежные поля, устланные разноцветными коврами из сотен тысяч тюльпанов: красных, желтых, розовых и лиловых, - цветущих под солнечными лучами великолепно безупречных рядах грядок. А с касетного проигрывателя рокотали и гудели Данаван, Битлз и Роллинг Стоунз. 
  После остановке в Эпкауде, идиллическом местечке, где жил один из наших новых друзей, мы приехали в Амстердам. Там нас проводили в заброшенный склад, в котором десяток другой хиппи небрежно расстелились прямо на полу, спокойно покуривая марихуану. Тусклые лампочки едва светили. Тут и там шустро сновали крысы. Лохматые оркестранты играли на импровизированной сцене, сооруженной из подгнивших листов фанеры, расстеленных на упаковочных ящиках из-под молока. 
  Появился Чуч. Улыбка блуждает по лицу, в руке трубка с гашишем. Ляпнул что-то вроде: « Еще свидимся парни». Махнул нам на прощание ручкой и растворился в табачном дыме. 
  После этого наступили дни, когда мы с Гэри научились выжывать практически совсем без денег. Рано утром можно было всего за несколько центов купить буханку горячего только что из пекарни хлеба. Мы садились под деревом, разрезали буханку пополам и смаковали каждый кусочек всего нашего пайка на целый день. Эта поделенная пополам буханка хлеба в сухомятку была в те времена нашим ежедневным рационом, где бы мы не путешествовали. По особым случаям мы позволяли себе еще и ломоть сыра. Ночевали мы обычно либо в гостях, либо у своих знакомых, либо под деревьями или в заброшенных зданиях и общественных ночлежках. Деньги, ту малость, что у нас имелась, старались растянуть как можно на более долгое время. 
  Европейская контркультура сконцентрировалась в Амстердаме. Площадь Дам Сквер являлась ее общественным центром. Сотни страждущих искателей стягивались в такие места тусовок, как Фантазио, Парадизио и Мелкэк, чтобы подзависнуть там и послушать музыку. Еще одним популярным местечком считался « Космос», интеллектуальный духовный ночной клуб. Как раз там я однажды вечером повстречал высокого американца в белых одеждах, с наполовину выбритой головой и с хвостиком. «Хочешь отведать духовной пищи?» - деловито осведомился он. Я кротко кивнул. «Сложи руки ковшиком». Когда я подставил ладони, как он просил, он загрузил прямо в них огромный половник салата из разных фруктов с жидким йогуртом. Смесь потекла по рукам, просачиваясь сквозь пальцы. А я стоял в совершеннейшей растерянности. 
  « И что теперь?» - спросил я.
  « Ешь!» - засмеялся он, уходя. Мог ли я тогда предположить, что провидение вновь сведет нас вместе за тысячи миль отсюда и в такой ситуации, которую даже себе и вообразить нельзя. 
  Мы с Гэри обзаводились друзьями со всего света. Но как бы мне все это не нравилось, я чувстовал смятение и тревогу. Меня что-то звало, но это было что-то такое, чего я не мог никак уразуметь. Я заметил, что начал искать уединение, проводя время в музеях в созерцании картин религиозного содержания или в Уондол парке за медитацией и изучением духовных книг. Но больше всего мне нравилось сидеть в излюбленном мною местечке над самым каналом. Если большой город может захлестнуть и накрыть тебя неистовой жаждой власти, богатства и разнообразных удовольствий, если мода и преходящие увлечения сменяют друг друга подобно временам года, то прохладные воды ручья спокойно протекали через все это и казались были самой безмятежностью. Я мог бы часами сидеть там, наблюдая за водой и размышляя, куда несет меня течение моей жизни. 

  Мы продолжали свою экспедицию, затратив лишь малую толику денег, сэкономленных на оплату за переправу на лодке, мы на попутках добрались до голандского крюка и сели на огромный паром, пересекавший английский канал, чтобы попасть в Великобританию. Седые облака сочились туманной жижей, послушное движению волн судно медленно то поднималось, то опускалось. 
  Глядя, как мы устремляемся вперед, вспарывая беспорядочную толчею волн, я все думал: «Куда же держу курс я?» В свои 19 мне бы следовало готовиться к карьере, но у меня не было ни малейшей склонности к этому. Вот куда я сейчас направляюсь? Почему бы мне не сосредоточиться серьезно еще на чем-нибудь, помимо тех идей, которыми была забита моя голова. Если у меня имелись довольно смутные представлении о духовности, то о своем собственном будущем у меня не было даже ни малейшего намека на какую-либо определенность. Я обратил внимание на целый ряд спасательных жилетов, закрепленных на борту парома, и мысленно стал молиться, чтобы и мне был сброшен такой спасательный жилет, который избавляет от моря сомнений. « Если у человека нет идеала, ради которого он готов умереть,» - припомнил я, - « у него нет ничего значимого, ради чего стоит жить». В поисках такого идеала я покинул родину, но словно листок, влекомый ветром, не имел понятия, куда меня несет. 
  Неожиданно из туманного облака возник изумительный вид – белые скалы Дувра. Скоро паром причалил к берегу, и мы просочились через узкую воронку британского имиграционного контроля. Чиновники с подозрением уставились на нас. Гэрри был высокого роста, около 6 футов, худощавый, и из-за его распущенных каштановых волос, бородки и выразительного лица ему часто говорили, что он похож на Иисуса Христа. На нем были синие джинсы, зеленая футболка и парусиновые туфли. Плюс ко всему старый поношенный рюкзак армии США и спальный мешок прикрепленный ремнем за плечами. 
  Что же касается меня, то, несмотря на длинные волосы, на моем детском лице не росло ни усов, ни бороды. На мне были серые джинсы, серая водолазка и черный жилет. Для тех, кто знал меня, этот простой черный жилет стал моим фирменным знаком. Я не снимал его целыми днями напролет в течение целого года. Выцветшая коричневая спортивная сумка и спальный мешок были закинуты у меня за плечо. На ногах мокасины.  

  Стоя рядом на всеобщем обозрении мы представляли собой открытую мишень для неодобрительных взглядов и нелестных комментариев представителей власти. Лишь только мы подошли к конторке и смирно доставили свои американские пасспорта, нас тут же затащили в какую-то комнату. Спустя несколько минут туда вошли двое таможенников и полисмен бобби, под чьим пристальным взглядом мы опустили глаза. На командире был серый костюм с коричневым галстуком. Он скомандовал обыскать нас на предмет наличия наркотиков. Вывалив содержимое моей сумки на стол, сотрудник таможни ничего не обнаружил, кроме зеленой футболки, пары трусов, зубной щетки, расчески, куска мыла, Библии и маленькой брошюрки с фестиваля на Рендалз Айлэнде. 
  Начальство скривилось: « Это все, что у тебя есть?» 
  Я скромно ответил: « Да, сэр, это все. Разве что еще вот это», - и я выложил гармонику.  

  Гэри тоже обыскали, затем последовал финансовый вопрос: « Сколько денег везете с собой?» Когда мы продемонстрировали скудные запасы, их раздражение переросло в гнев. Лицо командира налилось краской. « Нам такие скоты в стране не нужны», - заорал он, - « сейчас отрежем вам волосы ко всем чертям и отправим в тюрьму». Повернувшись к боббе он приказал: « Берите ножницы и обстрегите их наголо». Затем они отобрали у нас одежду и тщательно обследовали каждый дюйм на наших пожитках. После этого они приступили к дознанию, долго допекая нас своим вопросами. В конечном итоге со словами: « Вы вляпались в большие неприятности», - они в ярости вылетели вон из комнаты. 
  В страхе и тревоге мы с Гэрри не могли вымолвить и слова. Мы провели в изоляции час, с волнением ожидая своей участи. В конце концов, двое Бобби стремительно распахнули двери, сгребли нас в охапку и быстро поволокли по коридору. Добравшись до таможенного пункта, они пропихнули нас через пост, где с напутствием: « Одно единственное движение и вы в тюрьме», - проштамповали наши пасспорта и мы оказались на свободе. 
  До сих пор потрясенные всем произошедшим, мы пришли в себя только уже на обочине дороги, где стали ловить попутки, выставив большой палец кверху, и любоваться благословенной красотой английских окрестностей. Вскоре мы запрыгнули в притормозившую машину. Молоденькая девчонка со своим бойфрэндом улыбались, пока их скоттерьер радостно скакал у наших ног. 
  « Куда путь держите?» - спросила девушка. 
  « Сами не знаем». – ответил Гэрри.
  Парень, потягивая пиво из бутылки, сказал: « Мы едем на рок фестиваль, который будет на Айл оф уайт. Там собирается славная компашка. Давайте с нами, парни». 
  Мы с Гэрри улыбаясь ответили согласием, и отправились с ними под лай терьера, пытавшегося облизать нас прямо в лицо. На пароме мы переправились на остров и вскоре влились в роящиеся толпы почитателей контр культуры. Грандиозный слет был устроен посреди зеленых холмов и долин. У ограждений стояли озлобленные полицейские со служебными собаками и сражались с вновь пребывающими безбилетниками, а на сценах в это время уже играли музыкальные группы. Запланированные на 3 суток сенсационные исполнения шли полным ходом. Дымок от марихуны наполнял воздух, а со всех сторон народ откидывался от кислоты. Мужчины и женщины скользили вместе по грязи на склонах холма, и было видно все больше полуобнаженных тел, извивавшихся в такт музыки.
  Как-то ночью, когда с неба шел проливной дождь, мы вместе с Гэрри как раз оказались неподалеку от сцены, куда вышел выступать Джимми Хэндрикс. На нем был оранжевый вельветовый костюм, но несмотря на это он выглядел каким-то подавленным. Не стало великолепного гитариста и шоумена, которого я видел раньше. Сегодняшней ночью Джимми исполнял очень серьезную музыку. 
  Он играл свою собственную переделанную и вызывающую версию « Ве стар спэнглд бэннер». Это был один из кумиров нашего поколения, пророк контркультуры и посланец свободы самовыражения, без каких либо запретов и табу, протест против истеблишмента. На мой взгляд это был призыв следовать велению собственного сердца, не считаясь с популистскими мнениями.
  Музыка звучала оглушающе и казалось потрясала холмы, раздувала волны на море и разгоняла облака. Но откуда-то изнутри до меня доносился безмолвный зов. Что-то такое, чему я еще не знал имени, и этот призыв звучал все громче. 
  После концерта нас с Гэри подобрал автофургончик, под завязку набитый шумными хулиганистыми попутчиками, направляющимися в сторону Лондона. Отыскав себе местечко, где можно было приткнуться, я порылся в сумке и извлек из нее тот самый буклет, который вручил мне необычный монах на фестивале в Рэнделс Айленде. Сзади на обложке книги, была размещена фотография человека, сидящего под деревом. Большие миндалевидные глаза его казались сияли в экстатическом трансе. Хотя он был очень старым, весь он светился какой-то младенческой чистотой. На нем была водолазка под самое горло, а его улыбка лучилась умиротворенностью. Я не знал, кто это был или даже откуда, но я был поражен. Если хоть кто-нибудь в этом мироздании испытывал духовное блаженство, то это был именно он. 
  Чуть позже мы остановились в маленькой квартирке в пригороде Лондона вместе с братьями, которых повстречали на Айл оф уайт. Один из них читал газету. Лицо его побледнело. Он вскинул на нас глаза и громко охнул. « Что такое?» - спросили мы его.
  « Ужасные новости, ребята. Джэмми Хэндрикс умер».  
  « Не может быть, что случилось?» - спросил я. 
  Наш хозяин отложил газету в сторону движением словно при замедленной съемке. «Лондонская газета сообщает, что прошедшей ночью он захлебнулся собственными рвотными массами, приняв перед сном слишком много снотворного». 
  Гэрру уронил голову на руки. У меня было такое ощущение, словно ветер свалил меня с ног. 
  «Чему это может научить меня?» - спрашивал я самого себя. « Хэндрикса было все, о чем можно было мечтать в этом мире. И это было дано ему в таком молодом возрасте. Богатство, известность, удивительный талант, но он не чувствовал от этого никакого удовлетворения. Кумир всего нашего поколения, он стал жертвой своих собственных излишеств и неумеренности». Для многих тысяч людей провозглашалось, что секс, наркотики и рок-н-рол это прогрессивный образ жизни. Для них свобода являлась высшей ценностью, но были ли они действительно свободны. Я задумался обо всех этих замечательных людях, с которыми повстречался. Все они были частью контр культуры, но я вспомнил также и о тех, кто был казалось попросту дик, необуздан и неблагодарен. С признательностью я думал о своих отце с матерью, которые обучали меня и моих братьев самому важному и ценному: благодарностью. Так хотелось ли мне в действительности быть частью всего этого? Понятно, что я не вписывался в поколение своих родителей, а к чему же я тогда относился? С чем совпадал? Пожалуйста, Боже, вразуми меня. С такими мыслями я молился о Джимми. 
  Я уже был близок к тому, чтобы разочароваться в этом движении, социальные и семейные нормы которого я отказывался принять. Одно время я мечтал, что контр культура создаст просвященный мир, свободный от предрассудков, но теперь у меня складывалось впечатление, что в этом движение победа, вопреки всему, остается за более деструктивными элементами, что выражалось в таких постулатах, как протест ради самого протеста или ради своего собственного удовольствия. С нелепой трагической смертью Джимми Хэндрикса умерли и эти мои мочти. Но как человек, находясь на грани смерти, сражается до последнего за свой шанс выжить, так и я, как никогда раньше все еще был готов окунуться в излишества, проповедуемые моим поколением. 
  
  В Лондоне мы с Гэрри облазили всю площать Пикаддили Серкус, побывав среди наркоманов- кислотников, курильщиков марихуаны и искателей счастья. Все они носили броские цветистые одежды. Хиппи ритмично отстукивали рэп. Наркодиллеры и проститутки навязчиво предлагали свой товар, полицейские бобби внимательно приглядывались, скинхеды огрызались, а туристы фотографировали все эти эксцентричные сценки.  
  На магистрали Ламберт Роуд напротив реки со стороны британского парламента мы повстречали католического священника, который оказывал поддержку молодым путешественникам. Каждый вечер в 9 часов он раскрывал двери каменного цокольного этажа своей церквушки, предоставляя молодым людям бесплатный ночлег на полу. В 9 утра полагалось покинуть помещение. Кроме холодного и жесткого пола там больше ничего не было. И все же это было место, куда можно было завалиться на ночлег без приглашения, да и путники возили с собой собственные спальные мешки. Каждый вечер, отыскивая себе местечко на полу, я маневрировал в комнате, забитыми немытыми телами со спертым густым воздухом, пропитанный запахом гашиша. Когда выключали лампочки, наступала совершенная темнота. Вскоре становились слышны звуки сношающихся парочек, стонущих и катающихся вокруг. Иной раз в темных закоулках помещения я видел, как народ зажигал маленькие свечки, перетягивал руки ремнями и колол в руку героин. 
  Под воздействием такой атмосферы я и сам курил гашиш и марихуану гораздо больше, чем раньше, и на первый взгляд внешне начал больше соответствовать толпе. Но окружающий меня народ во всю общался между собой, я же искал убежище только в самом себе. Часто я задавал вопросом: « Почему я так сильно заморачиваюсь и не потакаю себе во всех своих желаниях?» Частенько, дождавшись прихода Гэри, искавшего себе местечко для спанья, я уходил на берег Темзы и сидел там иной раз по несколько часов. Массивное полотнище текущей воды оказывало на мой разум какое-то гипнтическое воздействие, и я начинал размышлять о своей жизни. Глядя наверх, на неумолимые стрелки Биг Бэна, я думал: « Неужто я попусту трачу свое время?» 
  Но был еще один момент: я чувствовал крайнюю необходимость доказать самому себе раз и навсегда, что смогу преодолеть собственную стеснительность и просто наслаждаться жизнью на полную катушку. Начать с того, что у меня в мои 19 лет никогда не было подружки. При моей застенчивости я всегда чувствовал себя гораздо комфортнее, слушая музыку у себя в комнате, либо тусуясь со своими друзьями, нежели чем на свиданиях. Мне часто предлагали встречаться, но я уклонялся, боясь потерять свободу, или, что еще хуже, разбить сердце хорошей девушки. Но сейчас разные парни вокруг меня хвастались своими сексуальными победами над женщинами. Я страдал от того, что не такой, как все. Я начал встречаться с несколькими девушками, пытаясь создать соответствующую обстановку и напропалую любезничать с ними. Но все мои усилия были впустую.
  Какая-то внутренняя сила во мне противилась всему этому. Я был преисполнен решимости сразиться с этой силой, преодолеть ее и выйти из схватки победителем, чтобы из первых рук испытать все те неограниченные удовольствия, которое восхваляло общество. Может тот, с кем я боролся в своем сердце, был сам Господь? « Да», - думал я про себя горделиво, - « и я выиграю это сражение». Но поздно ночью, вновь придя к реке, и пристально вглдяваясь в ее течение, я чувствовал себя пристыженным. Я побеждал, но у меня было такое ощущение, что побежденным был я. 
  Как-то вечером, закрыв глаза, я сидел в безмолвной медитации среди целого моря голубей на Трафальгарской площади. Окруженный кричащей детворой, трещавшими туристами и вечерним гудящим транспортным потоком, я ощутил изнутри, что моя связь со вселенной была гораздо сильнее, чем со всем миром вокруг меня. Глубоко вздохнув, я заулыбался. Казалось, что моя концепция собственной телесности улетучилась, словно пар, и я почувствовал, как ум мой погружается в океан спокойствия. Аналогично мои попытки получить чувственные удовольствия или перебороть свои врожденные интроспективные самокопания выглядели просто бесмысленными. Открыв глаза, я отчетливо представил себе, как центральная часть делового Лондона преображается в прекрасный огромный дом, где нашлось место и мраморным львам, и лорду Нельсону на его колоне, и всем этим голубям, туристам, бизнесменам, покупателям и попрошайкам. Я перебрался на другую сторону улицы и, получив чашку перлового супа и ломтик хлеба от церковного благотворительного общества, с удовольствием поел вместе с бездомными бродягами. А затем, с искренными благоговением переступил порог церкви Святого Мартина в полях, где уселся на деревянную церковную скамью и погрузился в чтение Святой Библии. Особенно запал мне в сердце один необычайный отрывок. Господь Иисус наставлял своих учеников: «Выйди и отделись от других». Я стал размышлять об этом. 

  Почему я должен расстрачивать свою жизнь на то, чтобы соответствовать общественной моде своих современников, и почему бы не попытаться жить по своим собственным правилам, и надеясь когда-нибудь однажды по правилам Бога. 
   
  Перебравшись на пароме через английский канал мы с Гэри сошли на берег в Кале, во Франции. Выдался солнечный денек. В аккуратно сформированных кронах деревьев перекликались птицы. Густые ухоженные злаки на сочных угодьях колыхались под нежным ветерком. Мы наслаждались своей свободой. Теперь мы могли отправились куда душе угодно.
  « Эй, монах, куда дальше двинем? Исполню любое твое желание». Зеленые глаза Гэри сияли от жажды приключений, пока мы стояли на обочине проселочной дороги в западной части Франции. « Весь мир к твоим услугам по мановению руки». Он извлек из заднего кармана джинсов в лохмотья истрепанную карту западной Европы и стал указывать на разные места: «Марокко, Испания, Париж, Рим, Швейцария, Германия, - куда?» 
  « А ты сам куда бы хотел отправиться, Гэри?» 
  « Всюду. Но в какой последовательности? Вот в чем вопрос». На секунду задумавшись, я припомнил реки, о которых так часто размышлял и простер руки к небесам. « Мы должны вверить свои судьбы воле Божьей».
  Гэри засмеялся, сбросил с плеч рюкзак и уселся на него. Изобразив мой жест, он спросил: « Что это означает?»  
  « А чтобы ты хотел, чтобы это значило?»  
  Гэри насмешливо сложил ладони для молитвы. « Ты проводишь свои дни в изучении святых писаний и медитации, а я в это время отрываюсь. И снова воздев руки к небу, он добавил: « Тебе и решать, как мы должны вверить свои судьбы воле Божьей». 
  Выдернув из земли какой-то желтый полевой цветок, я заявил: « Вот как цветок». 
  «Ты хочешь, чтобы мы сидели здесь как этот цветок всю свою жизнь?» 
  «Смотри, Гэрри, этот цветок из маленького семечка, опущенного в землю, вырос в то, что он есть. Прекрасный цветок, купающийся в солнечных лучах. Каким образом? Просто вверив свою судьбу воле Божьей». 
  « Ладно, ты победил, братишка. Но как перевести язык твоей причудливой поэзии на язык автостопщиков?»  
  Я понюхал цветок и меня осенило. «Всякий раз, когда около нас тормозит машина, то что мы слышим, какие первые слова? Давай ты ка-будто водитель, а я буду изображать нас». 
  Гэри пожал плечами. « Привет, куда путь держите?» 
  « А вы куда едете?» 
  « В Касабланку,» - сказал он, делая вид, что крутит баранку руля.
  Я захлопал в ладоши. « Замечательно, это как раз то, что нам надо». Передав ему цветок, я спросил: « Что ты думаешь на этот счет, Гэри? Каждый раз, когда мы стоим на обочине дороги, наша судьба – это тайна, которую раскрывает следующая попутка».  
  Радостно подскочив, Гэри шлепнул меня по спине и воскликнул: « Вот оно. Куда бы ни ехала наша попутка, это как раз то, куда нам и надо», - и он запустил цветок по ветру. 
  Спустя несколько дней, оставив позади деревушки и городки, мы очутились на самой окраине Парижа. Чем ближе мы подходили к городу, тем сильнее нас охватывало предчувствие нового. Лувр, Эйфелева башня, величественные памятники, дворцы и кафе – все это было всего в нескольких милях от нас. Но у судьбы имелись собственные планы на счет нас. Первая же попутка, подобравшая нас, доставила меня и Гэрри в Женеву, в Швейцарию, и вскоре мы уже сидели и медитировали на берегу тихого озера серпообразной формы. 
  Помимо нас в студенческом общежитии ночевало еще человек 25. Один из наших сотоварищей по комнате, Джим, совсем недавно с почетом демобилизовался из армии США. Джим увлекался книгами по восточной мистике и мы часами болтали с ним на эту тему. Он был сухощавый и крепкий, и истомившись в армейском затворничестве в течение нескольких лет был в полной решимости и жаждал приключений. 
  Как-то раз просто из любопытства Джим спросил: « Слышь, монах, а как это тебя не призвали в армию, когда началась вьетнамская война?»  
  Я рассказал ему, что в призывной комиссии случайно допустили ошибку, вписав в документы неправильную дату моего рождения. Позже, когда началась эта лотерея с набором в армию, и вся страна сидела в ожидании как на иголках, они просто выдергивали на жеребьевке одного за другим по датам рождения. Первыми подлежали призыву самые ранние наборы. Настоящая дата моего рождения значилась в начале призывного списка, но по ошибке оказалась почти в самом его конце. Ну а потом призывать на военную службу тех, кто родился позже уже не было никакой надобности.  
  Джим, взглянув на небо, поскреб подбородок, тряхнув головой и с минуту раздумывал, а затем высказал такую мысль: « Может, это была вовсе не ошибка призывной комиссии, может, это у Бога совсем другие планы на тебя».
  Джим пригласил нас с Гэри проехать вместе с ним через Италию по пути в Марокко, куда он собирался, и мы согласились. Возле Генуи, города Христофора Колумба, мы упаковали в его Фольцваген Жук все деньги, накопленные им во время службы в армии, а также электронику, которую он думал выгодно продать в штатах. Путь к Средиземному морю пролегал среди возвышающихся уступами терасных холмов. Блики предзакатного солнечного света плясали на темно синей воде, и мы остановились, чтобы поплавать. Когда же мы вернулись назад к Жуку, то к ужасу Джима увидели, что все из машины пропало.
  Мы спустились в полицейский участок, чтобы составить акт, но дело обернулось гораздо хуже. К нашему величайшему потрясению полицейские крича и тыча пальцами в лицо запихнули нас в тюремную камеру. Едва за ними со стуком захлопнулась тяжелая металическая дверь, мою спину пробрало холодом. 
  Начальник полиции озвучил нам свое предложение. « У вас есть выбор», - рявкнул он, - « остаетесь в тюрьме или выметаетесь вон из нашего города и никогда больше сюда не возвращаетесь». Конечно же мы выбрали последнее. В ночной темени нас сопровождал наряд полицейских на машине с мигающими красными огнями до самых границ города. Это был наш первый день в Италии.
  Мы ехали без остановок до самого утра, пока не добрались до телеграфной станции. Джим связался со своими товарищами из Германии, которые переслали ему телеграфом деньги на бензин, чтобы доехать до военной базы. 
  И вновь мы с Гэри оказались сами по себе. Мы стояли на обочине, гадая, что же будет дальше. « Эй, монах, что за невезуха у нас? Сначала Фрэнк, теперь Джим. Кто бы ни попытался помочь нам, сам все теряет».  
  « Даже и не знаю, Гэри. Может, и есть какое то объяснение всему этому». 
  Гэрри обернулся на дорогу, по которой мы только что пришли. « Ты и впрямь считаешь, что на все- про все имеется объяснение?» 
  « Да, я так думаю. Должно быть за всем этим кроется некий замечательный замысел».  
  Гэри кивнул. « Я тоже так считаю». 
  И с этими словами мы вскинули вверх большие пальцы, ловя попутку, и желая посмотреть, что же еще подготовила нам судьба. 

"Путешествие домой" Радханатх Свами

Другие главы " Путешествия домой"

Часть 1. Путешествие на восток. Глава 2.

Наступил день моего отъезда, я протискивался по проходу в салоне самолета, стараясь никого не задеть по головам своей спортивной сумкой. « Простите, мэм,» - обратился я к американке средних лет, усевшейся в проходе. –«Позвольте пройти, мое место у окна». Она резко вздернула голову, недовольно скривившись, и я словно прочитал ее мысли: «Нашел бы ты себе другое место». Я бы и сам с удовольствием последовал ее совету, однако народу в салоне самолета было полно, и пассажиры, столпившиеся за моей спиной, выказывали нетерпение. Я осторожно протиснулся мимо нее к своему месту. Неодобрительным взглядом из под своего пышного начеса, она окинула мои длинные волосы. Я не стал обращать на это внимание и предпочел уставиться в окошко.
Спустя несколько минут я украдкой взглянул краешком глаза, и тут же столкнулся опять с ее немилостивым взглядом. Объявили о задержке вылета. Похоже, полет предстоял долгим.
Прошло какое-то время, и я снова скосил глаза в сторону соседки, но на этот раз вместо дамы с пышной прической, я обнаружил рядом с собой преинтереснейшую личность в черных джинсах, черных башмаках и в черной футболке без рукавов. Серебрянные браслеты охватывали его красивые худощавые руки. Длинные прямые волосы были белыми как снег, и такой же белоснежной была его кожа. Глаза у него были розоватыми как у альбиносов, а его озорная улыбка тут же отозвалась во мне радостью. Хотя этот человек выглядел столь необычно, в нем было что-то очень знакомое. Где-то я его видел его раньше. Ну, конечно, это был он, легендарная звезда рок-н-рола, один из моих любимцев Джони Винтер.
« Что тут происходит, братишка? Я Джонни».
« А меня зовут Монах».
Он по братски пожал мне руку.
« Как ты очутился на этом месте?»- спросил я. – « Минуту назад здесь был кто-то другой».
Джони весело хмыкнул и ответил в своей фирменной техаской манере, медленно растягивая слова: « Старик, это ты о той даме, что так сильно дергалась, сидя рядом с тобой. Она тут поперла штурмом на весь салон, такую свару устроила, требуя себе другое место. Ну, не любит она таких, как мы, Монах. Ну, ведь знаешь, оно и к лучшему. Стюардесса помогла нам махнуться местами, мы с тобой теперь братья навеки».
У нас было полно времени для разговоров. Я делился с ним своими впечатлениями о поиске смысла жизни, а он, не таясь, рассказывал истории из собственной. Я сказал, что совсем недавно смотрел его великолепное выступление во Флориде. Там у него было шоу вместе с Дженис Джоплин.
Его худощавое тело заходило ходуном от смеха. « Никогда еще не было столь дичайшей сумасбродки по обе стороны реки Мисисипи». Он стал говорить, что Дженис бестолковая, сумбурная, шумная и вечно под кайфом, но что она очень добрая девчонка. « Она мне как сестренка,» - признался он. И он всегда переживал за нее. « Малютка Дженис просто прожигает свою жизнь. Она, так сказать, поджигает свечку с двух концов. Не знаю, сколько она так протянет». Он пристально взглянул на меня своими посерьезневшими розоватыми глазами. « Знаешь, Монах, ведь деньги и слава могут погубить человека. Давай чуток помолимся за нее».
Двигатель взревел, самолет внезапно резко поднялся, оставив под собой взлетную дорожку и взмыл в небо. Казалось, будто наши сердца тоже парили в воздухе, покуда мы вели разговоры о великих легендах блюза от Чикаго до дельты Мисисипи. В этой теме Джони просто не было равных. « Дружище, мы можем толковать с тобой по душам целую вечность. Я бы даже ни капли не возражал, если эта развалиха с крыльями вообще никогда бы не приземлялась». Тут он заметил прикрепленную к моему ремню гармонику и закричал: « Так ты играешь на гармошке? Давай замутим, старик». В один миг у него в руках появилась его собственная гармоника. « Выбирай песню».
«Знаешь такую «Мавэ ин ло блюз» малыша Джуниора Паркера?» - спросил я.
« Точняк, старик. То, что надо». Он выставил вверху указательный палец.
И вот к моему величайшему изумлению в небе, на высоте 30 тысяч футов знаменитый Джонни Уинтер начал исполнять песню на пару со мной. Люди более старшего возраста осуждающе уставились на нас. Но те пассажиры, что помоложе, заулыбались весело и радостно. Молоденькая бортпроводница тоже задержалась в проходе салона послушать бесплатный концерт. Но мы с Джонни, захваченные блюзом, ничего не замечали вокруг.
Самолет приземлился в Нью Йорке в аэропорту имени Джона Кэнеди. И мы с Джонни просшествовали в терминал. У входа его поджидала великолепная модель датчанка, зеваки были в восторге. Фрэнк и Гэри, потрясенные тем, что видят меня вместе с Джонни Уинтером, не могли прийти в себя от свалившейся на меня удачи. Гэри теребил волнистую бородку и сиял от радости. « Эй, монах,» - подшучивал он надо мной, кивая на девушку Джонни, - « лучше бы она тебя встречала вместо нас, а?»
« Вечером,» - отвечал я, пожимая им руки, - « приступаем к нашим поискам духовного. Думаю, парни, с вами я буду меньше отвлекаться».

Мы прибыли в Европу и провели первую ночь в Люксембурге в палаточном городке. Набившись в одноместную палатку втроем, мы залегли в свои спальные мешки в предвкушении того, что нам будет уготовано на следующий день. Наконец кукареканье петухов возвестило о наступлении расвета. Выскочив из палатки на свежий утренний воздух, мы с Гэри разминались и потягивались, наслаждаясь благосклонной к нам фортуной, и вдыхая аромат вечно зеленный и цветущих деревьев.
Неожиданно раздался вопль. « О нет, нет, черт побери!» Фрэнк высунулся из палатки бледный со страдальческой гримассой на лице. « Меня обокрали. Все мои деньги, черт». Мы с Гэри протиснулись в палатку, перерыв все вещи. Фрэнк уже оставил это занятие. « Я искал, бесполезно».
Гэри приобнял Фрэнка за плечи и шепнул: « Ничего, братишка, мы с тобой».
« Все, что у нас есть, это ведь и твое тоже». - утешал я его. – « Да что нам деньги, когда мы все вместе?»
Фрэнк повесил голову, уныло кивая, и заявил, что с теми деньгами, которые у нас остались мы не сможем продолжать наше путешествие. Он собирается домой и немедленно. « Вы едете, парни?»
У меня оставалось меньше 20 долларов. Смолкнув, мы встретились с Гэри взглядом, и я молча сообщил ему о своем решении остаться. Он ответил согласием. И мы грустно распрощались с Фрэнком, который провел в Европе всего одну ночь. Лишь только Фрэнк закинул рюкзак за плечи и размеренно зашагал прочь, возвращаясь домой, где все спокойно и безопасно, мы с Гэри стали размышлять, какие еще чудеса ожидают нас впереди.
Чуть позже в этот же день я набрел на ручей, возле которого сел посидеть. Под ветром пританцовывали высокие деревья. Играючи текли воды ручья. Ничего не изменилось с уходом Фрэнка, но почему-то я почувствовал себя свободно.
Достаточно скоро нас с Гэри пригласили к себе позавтракать какие-то хиппи из Голандии. Поделившись с нами мюсли, Космос и Чюч позвали нас с собой прокатится по Нидерландам. И вскоре мы уже колесили по предместьям Бельгии и Голандии в их автофургочике Фолцваген. Глазея в растворенные окошки машины на безбрежные поля, устланные разноцветными коврами из сотен тысяч тюльпанов: красных, желтых, розовых и лиловых, - цветущих под солнечными лучами великолепно безупречных рядах грядок. А с касетного проигрывателя рокотали и гудели Данаван, Битлз и Роллинг Стоунз.
После остановке в Эпкауде, идиллическом местечке, где жил один из наших новых друзей, мы приехали в Амстердам. Там нас проводили в заброшенный склад, в котором десяток другой хиппи небрежно расстелились прямо на полу, спокойно покуривая марихуану. Тусклые лампочки едва светили. Тут и там шустро сновали крысы. Лохматые оркестранты играли на импровизированной сцене, сооруженной из подгнивших листов фанеры, растеленных на упаковочных ящиках из-под молока.
Появился Чуч. Улыбка блуждает по лицу, в руке трубка с гашишем. Ляпнул что-то вроде: « Еще свидимся парни». Махнул нам на прощание ручкой и растворился в табачном дыме.
После этого наступили дни, когда мы с Гэри научились выжывать практически совсем без денег. Рано утром можно было всего за несколько центов купить буханку горячего только что из пекарни хлеба. Мы садились под деревом, разрезали буханку пополам и смаковали каждый кусочек всего нашего пайка на целый день. Эта поделенная пополам буханка хлеба в сухомятку была в те времена нашим ежедневным рационом, где бы мы не путешествовали. По особым случаям мы позволяли себе еще и ломоть сыра. Ночевали мы обычно либо в гостях, либо у своих знакомых, либо под деревьями или в заброшенных зданиях и общественных ночлежках. Деньги, ту малость, что у нас имелась, старались растянуть как можно на более долгое время.
Европейская контркультура сконцентрировалась в Амстердаме. Площадь Дам Сквер являлась ее общественным центром. Сотни страждующих искателей стягивались в такие места тусовок, как Фантазио, Парадизио и Мелкэк, чтобы подзависнуть там и послушать музыку. Еще одним популярным местечком считался « Космос», интеллектуальный духовный ночной клуб. Как раз там я однажды вечером повстречал высокого американца в белых одеждах, с наполовину выбритой головой и с хвостиком. «Хочешь отведать духовной пищи?» - деловито осведомился он. Я кротко кивнул. «Сложи руки ковшиком». Когда я подставил ладони, как он просил, он загрузил прямо в них огромный половник салата из разных фруктов с жидким йогуртом. Смесь потекла по рукам, просачиваясь сквозь пальцы. А я стоял в совершеннейшей растерянности.
« И что теперь?» - спросил я.
« Ешь!» - засмеялся он, уходя. Мог ли я тогда предположить, что провидение вновь сведет нас вместе за тысячи миль отсюда и в такой ситуации, которую даже себе и вообразить нельзя.
Мы с Гэри обзаводились друзьями со всего света. Но как бы мне все это не нравилось, я чувстовал смятение и тревогу. Меня что-то звало, но это было что-то такое, чего я не мог никак уразуметь. Я заметил, что начал искать уединение, проводя время в музеях в созерцании картин религиозного содержания или в Уондол парке за медитацией и изучением духовных книг. Но больше всего мне нравилось сидеть в излюбленном мною местечке над самым каналом. Если большой город может захлестнуть и накрыть тебя неистовой жаждой власти, богатства и разнообразных удовольствий, если мода и преходящие увлечения сменяют друг друга подобно временам года, то прохладные воды ручья спокойно протекали через все это и казилсь были самой безмятежностью. Я мог бы часами сидеть там, наблюдая за водой и размышляя, куда несет меня течение моей жизни.

Мы продолжали свою экспедицию, затратив лишь малую толику денег, сэкономленных на оплату за переправу на лодке, мы на попутках добрались до голандского крюка и сели на огромный паром, пересекавший английский канал, чтобы попасть в Великобританию. Седые облака сочились туманной жижей, послушное движению волн судно медленно то поднималось, то опускалось.
Глядя, как мы устремляемся вперед, вспарывая беспорядочную толчею волн, я все думал: «Куда же держу курс я?» В свои 19 мне бы следовало готовиться к карьере, но у меня не было ни малейшей склонности к этому. Вот куда я сейчас направляюсь? Почему бы мне не сосредоточиться серьезно еще на чем-нибудь, помимо тех идей, которыми была забита моя голова. Если у меня имелись довольно смутные представлении о духовности, то о своем собственном будущем у меня не было даже ни малейшего намека на какую-либо определенность. Я обратил внимание на целый ряд спасательных жилетов, закрепленных на борту парома, и мысленно стал молиться, чтобы и мне был сброшен такой спасательный жилет, который избавляет от моря сомнений. « Если у человека нет идеала, ради которого он готов умереть,» - припомнил я, - « у него нет ничего значимого, ради чего стоит жить». В поисках такого идеала я покинул родину, но словно листок, влекомый ветром, не имел понятия, куда меня несет.
Неожиданно из туманного облака возник изумительный вид – белые скалы Дувра. Скоро паром причалил к берегу, и мы просочились через узкую воронку британского имиграционного контроля. Чиновники с подозрением уставились на нас. Гэрри был высокого роста, около 6 футов, худощавый, и из-за его распущенных каштановых волос, бородки и выразительного лица ему часто говорили, что он похож на Иисуса Христа. На нем были синие джинсы, зеленая футболка и парусиновые туфли. Плюс ко всему старый поношенный рюкзак армии США и спальный мешок прикрепленный ремнем за плечами.
Что же касается меня, то, несмотря на длинные волосы, на моем детском лице не росло ни усов, ни бороды. На мне были серые джинсы, серая водолазка и черный жилет. Для тех, кто знал меня, этот простой черный жилет стал моим фирменным знаком. Я не снимал его целыми днями напролет в течение целого года. Выцветшая коричневая спортивная сумка и спальный мешок были закинуты у меня за плечо. На ногах мокасины.

Стоя рядом на всеобщем обозрении мы представляли собой открытую мишень для неодобрительных взглядов и нелестных комментариев представителей власти. Лишь только мы подошли к конторке и смирно доставили свои американские пасспорта, нас тут же затащили в какую-то комнату. Спустя несколько минут туда вошли двое таможенников и полисмен бобби, под чьим пристальным взглядом мы опустили глаза. На командире был серый костюм с коричневым галстуком. Он скомандовал обыскать нас на предмет наличия наркотиков. Вывалив содержимое моей сумки на стол, сотрудник таможни ничего не обнаружил, кроме зеленой футболки, пары трусов, зубной щетки, расчески, куска мыла, Библии и маленькой брошюрки с фестиваля на Рендалз Айлэнде.
Начальство скривилось: « Это все, что у тебя есть?»
Я скромно ответил: « Да, сэр, это все. Разве что еще вот это», - и я выложил гармонику.

Гэрри тоже обыскали, затем последовал финансовый вопрос: « Сколько денег везете с собой?» Когда мы продемонстрировали скудные запасы, их раздражение переросло в гнев. Лицо командира налилось краской. « Нам такие скоты в стране не нужны», - заорал он, - « сейчас отрежем вам волосы ко всем чертям и отправим в тюрьму». Повернувшись к боббе он приказал: « Берите ножницы и обстрегите их наголо». Затем они отобрали у нас одежду и тщательно обследовали каждый дюйм на наших пожитках. После этого они приступили к дознанию, долго допекая нас своим вопросами. В конечном итоге со словами: « Вы вляпались в большие неприятности», - они в ярости вылетели вон из комнаты.
В страхе и тревоге мы с Гэрри не могли вымолвить и слова. Мы провели в изоляции час, с волнением ожидая своей участи. В конце концов, двое Бобби стремительно распахнули двери, сгребли нас в охапку и быстро поволокли по коридору. Добравшись до таможенного пункта, они пропихнули нас через пост, где с напутствием: « Одно единственное движение и вы в тюрьме», - проштамповали наши пасспорта и мы оказались на свободе.
До сих пор потрясенные всем произошедшим, мы пришли в себя только уже на обочине дороги, где стали ловить попутки, выставив большой палец кверху, и любоваться благословенной красотой английских окрестностей. Вскоре мы запрыгнули в притормозившую машину. Молоденькая девчонка со своим бойфрэндом улыбались, пока их скоттерьер радостно скакал у наших ног.
« Куда путь держите?» - спросила девушка.
« Сами не знаем». – ответил Гэрри.
Парень, потягивая пиво из бутылки, сказал: « Мы едем на рок фестиваль, который будет на Айл оф уайт. Там собирается славная компашка. Давайте с нами, парни».
Мы с Гэрри улыбаясь ответили согласием, и отправились с ними под лай терьера, пытавшегося облизать нас прямо в лицо. На пароме мы переправились на остров и вскоре влились в роящиеся толпы почитателей контр культуры. Грандиозный слет был устроен посреди зеленых холмов и долин. У ограждений стояли озлобленные полицейские со служебными собаками и сражались с вновь пребывающими безбилетниками, а на сценах в это время уже играли музыкальные группы. Запланированные на 3 суток сенсационные исполнения шли полным ходом. Дымок от марихуны наполнял воздух, а со всех сторон народ откидывался от кислоты. Мужчины и женщины скользили вместе по грязи на склонах холма, и было видно все больше полуобнаженных тел, извивавшихся в такт музыки.
Как-то ночью, когда с неба шел проливной дождь, мы вместе с Гэрри как раз оказались неподалеку от сцены, куда вышел выступать Джимми Хэндрикс. На нем был оранжевый вельветовый костюм, но несмотря на это он выглядел каким-то подавленным. Не стало великолепного гитариста и шоумена, которого я видел раньше. Сегодняшней ночью Джимми исполнял очень серьезную музыку.
Он играл свою собственную переделанную и вызывающую версию « Ве стар спэнглд бэннер». Это был один из кумиров нашего поколения, пророк контркультуры и посланец свободы самовыражения, без каких либо запретов и табу, протест против истеблишмента. На мой взгляд это был призыв следовать велению собственного сердца, не считаясь с популистскими мнениями.
Музыка звучала оглушающе и казалось потрясала холмы, раздувала волны на море и разгоняла облака. Но откуда-то изнутри до меня доносился безмолвный зов. Что-то такое, чему я еще не знал имени, и этот призыв звучал все громче.
После концерта нас с Гэрри подобрал автофургончик, под завязку набитый шумными хулиганистыми попутчиками, направляющимися в сторону Лондона. Отыскав себе местечко, где можно было приткнуться, я порылся в сумке и извлек из нее тот самый буклет, который вручил мне необычный монах на фестивале в Рэнделс Айленде. Сзади на обложке книги, была размещена фотография человека, сидящего под деревом. Большие миндалевидные глаза его казались сияли в экстатическом трансе. Хотя он был очень старым, весь он светился какой-то младенческой чистотой. На нем была водолазка под самое горло, а его улыбка лучилась умиротворенностью. Я не знал, кто это был или даже откуда, но я был поражен. Если хоть кто-нибудь в этом мироздании испытывал духовное блаженство, то это был именно он.
Чуть позже мы остановились в маленькой квартирке в пригороде Лондона вместе с братьями, которых повстречали на Айл оф уайт. Один из них читал газету. Лицо его побледнело. Он вскинул на нас глаза и громко охнул. « Что такое?» - спросили мы его.
« Ужасные новости, ребята. Джэмми Хэндрикс умер».
« Не может быть, что случилось?» - спросил я.
Наш хозяин отложил газету в сторону движением словно при замедленной съемке. «Лондонская газета сообщает, что прошедшей ночью он захлебнулся собственными рвотными массами, приняв перед сном слишком много снотворного».
Гэрру уронил голову на руки. У меня было такое ощущение, словно ветер свалил меня с ног.
«Чему это может научить меня?» - спрашивал я самого себя. « Хэндрикса было все, о чем можно было мечтать в этом мире. И это было дано ему в таком молодом возрасте. Богатство, известность, удивительный талант, но он не чувствовал от этого никакого удовлетворения. Кумир всего нашего поколения, он стал жертвой своих собственных излишеств и неумеренности». Для многих тысяч людей провозглашалось, что секс, наркотики и рок-н-рол это прогрессивный образ жизни. Для них свобода являлась высшей ценностью, но были ли они действительно свободны. Я задумался обо всех этих замечательных людях, с которыми повстречался. Все они были частью контр культуры, но я вспомнил также и о тех, кто был казалось попросту дик, необуздан и неблагодарен. С признательностью я думал о своих отце с матерью, которые обучали меня и моих братьев самому важному и ценному: благодарностью. Так хотелось ли мне в действительности быть частью всего этого? Понятно, что я не вписывался в поколение своих родителей, а к чему же я тогда относился? С чем совпадал? Пожалуйста, Боже, вразуми меня. С такими мыслями я молился о Джимми.
Я уже был близок к тому, чтобы разочароваться в этом движении, социальные и семейные нормы которого я отказывался принять. Одно время я мечтал, что контр культура создаст просвященный мир, свободный от предрассудков, но теперь у меня складывалось впечатление, что в этом движение победа, вопреки всему, остается за более деструктивными элементами, что выражалось в таких постулатах, как протест ради самого протеста или ради своего собственного удовольствия. С нелепой трагической смертью Джимми Хэндрикса умерли и эти мои мочти. Но как человек, находясь на грани смерти, сражается до последнего за свой шанс выжить, так и я, как никогда раньше все еще был готов окунуться в излишества, проповедуемые моим поколением.

В Лондоне мы с Гэрри облазили всю площать Пикаддили Серкус, побывав среди наркоманов- кислотников, курильщиков марихуаны и искателей счастья. Все они носили броские цветистые одежды. Хиппи ритмично отстукивали рэп. Наркодиллеры и проститутки навязчиво предлагали свой товар, полицейские бобби внимательно приглядывались, скинхеды огрызались, а туристы фотографировали все эти эксцентричные сценки.
На магистрали Ламберт Роуд напротив реки со стороны британского парламента мы повстречали католического священника, который оказывал поддержку молодым путешественникам. Каждый вечер в 9 часов он раскрывал двери каменного цокольного этажа своей церквушки, предоставляя молодым людям бесплатный ночлег на полу. В 9 утра полагалось покинуть помещение. Кроме холодного и жесткого пола там больше ничего не было. И все же это было место, куда можно было завалиться на ночлег без приглашения, да и путники возили с собой собственные спальные мешки. Каждый вечер, отыскивая себе местечко на полу, я маневрировал в комнате, забитыми немытыми телами со спертым густым воздухом, пропитанный запахом гашиша. Когда выключали лампочки, наступала совершенная темнота. Вскоре становились слышны звуки сношающихся парочек, стонущих и катающихся вокруг. Иной раз в темных закоулках помещения я видел, как народ зажигал маленькие свечки, перетягивал руки ремнями и колол в руку героин.
Под воздействием такой атмосферы я и сам курил гашиш и марихуану гораздо больше, чем раньше, и на первый взгляд внешне начал больше соответствовать толпе. Но окружающий меня народ во всю общался между собой, я же искал убежище только в самом себе. Часто я задавал вопросом: « Почему я так сильно заморачиваюсь и не потакаю себе во всех своих желаниях?» Частенько, дождавшись прихода Гэрри, искавшего себе местечко для спанья, я уходил на берег Темзы и сидел там иной раз по несколько часов. Массивное полотнище текущей воды оказывало на мой разум какое-то гипнтическое воздействие, и я начинал размышлять о своей жизни. Глядя наверх, на неумолимые стрелки Биг Бэна, я думал: « Неужто я попусту трачу свое время?»
Но был еще один момент: я чувствовал крайнюю необходимость доказать самому себе раз и навсегда, что смогу преодолеть собственную стеснительность и просто наслаждаться жизнью на полную катушку. Начать с того, что у меня в мои 19 лет никогда не было подружки. При моей застенчивости я всегда чувствовал себя гораздо комфортнее, слушая музыку у себя в комнате, либо тусуясь со своими друзьями, нежели чем на свиданиях. Мне часто предлагали встречаться, но я уклонялся, боясь потерять свободу, или, что еще хуже, разбить сердце хорошей девушки. Но сейчас разные парни вокруг меня хвастались своими сексуальными победами над женщинами. Я страдал от того, что не такой, как все. Я начал встречаться с несколькими девушками, пытаясь создать соответствующую обстановку и напропалую любезничать с ними. Но все мои усилия были впустую.
Какая-то внутренняя сила во мне противилась всему этому. Я был преисполнен решимости сразиться с этой силой, преодолеть ее и выйти из схватки победителем, чтобы из первых рук испытать все те неограниченные удовольствия, которое восхваляло общество. Может тот, с кем я боролся в своем сердце, был сам Господь? « Да», - думал я про себя горделиво, - « и я выиграю это сражение». Но поздно ночью, вновь придя к реке, и пристально вглдяваясь в ее течение, я чувствовал себя пристыженным. Я побеждал, но у меня было такое ощущение, что побежденным был я.
Как-то вечером, закрыв глаза, я сидел в безмолвной медитации среди целого моря голубей на Трафальгарской площади. Окруженный кричащей детворой, трещавшими туристами и вечерним гудящим транспортным потоком, я ощутил изнутри, что моя связь со вселенной была гораздо сильнее, чем со всем миром вокруг меня. Глубоко вздохнув, я заулыбался. Казалось, что моя концепция собственной телесности улетучилась, словно пар, и я почувствовал, как ум мой погружается в океан спокойствия. Аналогично мои попытки получить чувственные удовольствия или перебороть свои врожденные интроспективные самокопания выглядели просто бесмысленными. Открыв глаза, я отчетливо представил себе, как центральная часть делового Лондона преображается в прекрасный огромный дом, где нашлось место и мраморным львам, и лорду Нельсону на его колоне, и всем этим голубям, туристам, бизнесменам, покупателям и попрошайкам. Я перебрался на другую сторону улицы и, получив чашку перлового супа и ломтик хлеба от церковного благотворительного общества, с удовольствием поел вместе с бездомными бродягами. А затем, с искренными благоговением переступил порог церкви Святого Мартина в полях, где уселся на деревянную церковную скамью и погрузился в чтение Святой Библии. Особенно запал мне в сердце один необычайный отрывок. Господь Иисус наставлял своих учеников: «Выйди и отделись от других». Я стал размышлять об этом.

Почему я должен расстрачивать свою жизнь на то, чтобы соответствовать общественной моде своих современников, и почему бы не попытаться жить по своим собственным правилам, и надеясь когда-нибудь однажды по правилам Бога.

Перебравшись на пароме через английский канал мы с Гэрри сошли на берег в Кале, во Франции. Выдался солнечный денек. В аккуратно сформированных кронах деревьев перекликались птицы. Густые ухоженные злаки на сочных угодьях колыхались под нежным ветерком. Мы наслаждались своей свободой. Теперь мы могли отправились куда душе угодно.
« Эй, монах, куда дальше двинем? Исполню любое твое желание». Зеленые глаза Гэрри сияли от жажды приключений, пока мы стояли на обочине проселочной дороги в западной части Франции. « Весь мир к твоим услугам по мановению руки». Он извлек из заднего кармана джинсов в лохмотья истрепанную карту западной Европы и стал указывать на разные места: «Марокко, Испания, Париж, Рим, Швейцария, Германия, - куда?»
« А ты сам куда бы хотел отправиться, Гэрри?»
« Всюду. Но в какой последовательности? Вот в чем вопрос». На секунду задумавшись, я припомнил реки, о которых так часто размышлял и простер руки к небесам. « Мы должны вверить свои судьбы воле Божьей».
Гэрри засмеялся, сбросил с плеч рюкзак и уселся на него. Изобразив мой жест, он спросил: « Что это означает?»
« А чтобы ты хотел, чтобы это значило?»
Гэрри насмешливо сложил ладони для молитвы. « Ты проводишь свои дни в изучении святых писаний и медитации, а я в это время отрываюсь. И снова воздев руки к небу, он добавил: « Тебе и решать, как мы должны вверить свои судьбы воле Божьей».
Выдернув из земли какой-то желтый полевой цветок, я заявил: « Вот как цветок».
«Ты хочешь, чтобы мы сидели здесь как этот цветок всю свою жизнь?»
«Смотри, Гэрри, этот цветок из маленького семечка, опущенного в землю, вырос в то, что он есть. Прекрасный цветок, купающийся в солнечных лучах. Каким образом? Просто вверив свою судьбу воле Божьей».
« Ладно, ты победил, братишка. Но как перевести язык твоей причудливой поэзии на язык автостопщиков?»
Я понюхал цветок и меня осенило. «Всякий раз, когда около нас тормозит машина, то что мы слышим, какие первые слова? Давай ты ка-будто водитель, а я буду изображать нас».
Гэрри пожал плечами. « Привет, куда путь держите?»
« А вы куда едете?»
« В Касабланку,» - сказал он, делая вид, что крутит баранку руля.
Я захлопал в ладоши. « Замечательно, это как раз то, что нам надо». Передав ему цветок, я спросил: « Что ты думаешь на этот счет, Гэрри? Каждый раз, когда мы стоим на обочине дороги, наша судьба – это тайна, которую раскрывает следующая попутка».
Радостно подскочив, Гэрри шлепнул меня по спине и воскликнул: « Вот оно. Куда бы ни ехала наша попутка, это как раз то, куда нам и надо», - и он запустил цветок по ветру.
Спустя несколько дней, оставив позади деревушки и городки, мы очутились на самой окраине Парижа. Чем ближе мы подходили к городу, тем сильнее нас охватывало предчувствие нового. Лувр, Эйфелева башня, величественные памятники, дворцы и кафе – все это было всего в нескольких милях от нас. Но у судьбы имелись собственные планы на счет нас. Первая же попутка, подобравшая нас, доставила меня и Гэрри в Женеву, в Швейцарию, и вскоре мы уже сидели и медитировали на берегу тихого озера серпообразной формы.
Помимо нас в студенческом общежитии ночевало еще человек 25. Один из наших сотоварищей по комнате, Джим, совсем недавно с почетом демобилизовался из армии США. Джим увлекался книгами по восточной мистике и мы часами болтали с ним на эту тему. Он был сухощавый и крепкий, и истомившись в армейском затворничестве в течение нескольких лет был в полной решимости и жаждал приключений.
Как-то раз просто из любопытства Джим спросил: « Слышь, монах, а как это тебя не призвали в армию, когда началась вьетнамская война?»
Я рассказал ему, что в призывной комиссии случайно допустили ошибку, вписав в документы неправильную дату моего рождения. Позже, когда началась эта лотерея с набором в армию, и вся страна сидела в ожидании как на иголках, они просто выдергивали на жеребьевке одного за другим по датам рождения. Первыми подлежали призыву самые ранние наборы. Настоящая дата моего рождения значилась в начале призывного списка, но по ошибке оказалась почти в самом его конце. Ну а потом призывать на военную службу тех, кто родился позже уже не было никакой надобности.
Джим, взглянув на небо, поскреб подбородок, тряхнув головой и с минуту раздумывал, а затем высказал такую мысль: « Может, это была вовсе не ошибка призывной комиссии, может, это у Бога совсем другие планы на тебя».
Джим пригласил нас с Гэрри проехать вместе с ним через Италию по пути в Марокко, куда он собирался, и мы согласились. Возле Генуи, города Христофора Колумба, мы упаковали в его Фольцваген Жук все деньги, накопленные им во время службы в армии, а также электронику, которую он думал выгодно продать в штатах. Путь к Средиземному морю пролегал среди возвышающихся уступами терасных холмов. Блики предзакатного солнечного света плясали на темно синей воде, и мы остановились, чтобы поплавать. Когда же мы вернулись назад к Жуку, то к ужасу Джима увидели, что все из машины пропало.
Мы спустились в полицейский участок, чтобы составить акт, но дело обернулось гораздо хуже. К нашему величайшему потрясению полицейские крича и тыча пальцами в лицо запихнули нас в тюремную камеру. Едва за ними со стуком захлопнулась тяжелая металическая дверь, мою спину пробрало холодом.
Начальник полиции озвучил нам свое предложение. « У вас есть выбор», - рявкнул он, - « остаетесь в тюрьме или выметаетесь вон из нашего города и никогда больше сюда не возвращаетесь». Конечно же мы выбрали последнее. В ночной темени нас сопровождал наряд полицейских на машине с мигающими красными огнями до самых границ города. Это был наш первый день в Италии.
Мы ехали без остановок до самого утра, пока не добрались до телеграфной станции. Джим связался со своими товарищами из Германии, которые переслали ему телеграфом деньги на бензин, чтобы доехать до военной базы.
И вновь мы с Гэрри оказались сами по себе. Мы стояли на обочине, гадая, что же будет дальше. « Эй, монах, что за невезуха у нас? Сначала Фрэнк, теперь Джим. Кто бы ни попытался помочь нам, сам все теряет».
« Даже и не знаю, Гэрри. Может, и есть какое то объяснение всему этому».
Гэрри обернулся на дорогу, по которой мы только что пришли. « Ты и впрямь считаешь, что на все- про все имеется объяснение?»
« Да, я так думаю. Должно быть за всем этим кроется некий замечательный замысел».
Гэрри кивнул. « Я тоже так считаю».
И с этими словами мы вскинули вверх большие пальцы, ловя попутку, и желая посмотреть, что же еще подготовила нам судьба.